Минорный свинг из синдрома петрушки
В догонку к своему посту о “Синдроме Петрушки” нашла запись той музыки, которая для главного героя была знаковой – “Минорный свинг” гения джаза-мануш (цыганского джаза) Джанго Ренйхардта (1939). Правда, видео с исполнением самого Джанго найти не удалось, но вот этот вариант понравился мне необычайно! Уже который раз слушаю – не оторваться! Завораживающая музыка!
Судьба самого Джанго Рейнхардта (1910-1954) тоже достаточно трагична, как оказалось…
Он родился в семье кочевых цыган в Бельгии. Вместе с семьёй он побывал во Франции, Италии, Алжире и на Корсике, в конечном итоге осев во Франции.
Слухи о таланте маленького мануша расходились по цыганским таборам: говорили, однажды он на спор с первого раза воспроизвел на банджо семнадцать мелодий, наигранных ему на аккордеоне, которые прежде никогда не слышал.
На скрипке Джанго также мог сыграть множество классических произведений цыганских композиторов Венгрии.
Однако во время пожара в таборе 18-летний музыкант очень сильно пострадал. На левой руке его остались рабочими только два пальца: указательный и средний.
На полтора года Джанго был прикован к постели. Желая занять его, младший брат Жозе принес ему гитару, и покалеченный Рейнхардт начал заново учиться играть. Длительными болезненными упражнениями молодой гитарист смог, вопреки всем ожиданиям, преодолеть увечье, попутно разработав собственную самостоятельную технику игры. Теперь он играл не традиционную и классическую цыганскую музыку, а входящий в моду джаз. Правда, на цыганский манер.
После выхода из больницы дела Джанго резко пошли вверх. В 1934 году он познакомился со скрипачом и пианистом Стефаном Грапелли, работавшим в парижских кабаре и тапером в кинотеатрах. Вместе они организовали квинтет «Hot Club of France». Всего за год квинтет добился мирового признания и впоследствии записал около 200 треков, включая такие ставшие классикой оригинальные композиции, как «Djangology», «Minor Swing» и прогремевшей на всю планету хит «Nuages».
В годы оккупации Франции Джанго играл даже больше, чем когда это делал ради денег. Дело в том, что нацисты не переносили джаза, этого «кривляния чёрных недочеловеков». Каждый концерт Джанго был вызовом оккупантам, дарующим надежду и смелость духа французам-слушателям.
Когда Джанго и вся его группа были настойчиво приглашены на «гастроли по Германии», музыканты разделились и начали скрываться. Рейнхардт покинул Францию и попытался получить убежище в нейтральной Швейцарии, но получил отказ. Джанго пришлось вновь вернуться к кочевому образу жизни. Он странствовал по Франции в компании то музыкантов, то цыган. В конце концов он вновь вернулся в Париж. Там он открыл свой клуб «La Roulotte» («Фургончик»).
Высшая точка популярности Джанго пришлась на 1945 год, когда джаз, символ сопротивления оккупантам, стал музыкой освобождения. Кульминацией был сольный концерт с оркестром транспортной авиации.
Скончался Великий Джанго 16 мая 1953 г. – его здоровье было необратимо подорвано голодными скитаниями в дни войны.
В честь Джанго Рейнхардта назван международный фестиваль цыганского джаза, ежегодно проходящий в Нью-Йорке, веб-фреймворк Django (не имеет отношения к музыке), музыкальная группа «Джанго» и ряд музыкальных сайтов, посвящённых направлению джаз-мануш.
Джон Льюис (John Lewis, Modern Jazz Quartet) посвятил Джанго Рейнхардту одну из самых красивых пьес, «Джанго» (записана 1954), которая стала джазовым стандартом.
Британское издание Classic Rock включило Джанго в свой список величайших гитаристов всех времен.
Источник
Третий день Полосатая не могла приземлиться в обычный будничный день. Мелодия свинга непрерывно звучала в ее создании, а изящные движения танцующих фигур отражались на запорошенном снегом окнах, небрежно изогнутых гардинах и мерцающих зеркалах.
Психологическая драма, готический роман или семейный детектив?
А есть ли смысл определять жанр книги, которую снова и снова хочется перечитать, послушать и даже посмотреть экранизацию, потому что одного раза слишком мало, чтобы выстроить все сюжетные линии, осмыслить и понять все хитросплетения жизненных судеб?
Страсть, эмоции, любовь, мистика. Именно этим пропитана книга Дины Рубиной “Синдром Петрушки”.
И наполнена мыслями о человеческой судьбе и о неуловимых движениях Творца, изменяющих ее по неявному сценарию, известному только ему одному.
Кукольник и любимая кукла, которая взбунтовалась и не хочет жить и играть по написанному несправедливому сценарию. Человек, словно кукла в руках Творца, пытается изменить траекторию судьбы, но разве человеку ведомо, где тот заветный поворот, который нужно не пропустить в хаотичном и сумасшедшем движении…
Изысканное произведение Дины Рубиной лучше всего характеризуют приведенные из него цитаты:
- Людям не нужна живая телесная женщина, родившая им Бога. Им нужна мечта о
ней. И Бог им нужен – убитый, распятый, воскресший.. Какой угодно, но
только – там, в несдержимой дали, пожалуйста, не здесь, не рядом. - Женщина становится женщиной не тогда, когда физиология взмахнёт своей
дирижёрской палочкой, а тогда, когда почувствует сокрушительную власть
над мужчиной. - Подробности разбивают цельность впечатления.
- Но вы же знаете, что такое абсолютная слепота личного счастья. Ты просто
не смотришь вокруг, ты ни черта не замечаешь. Ты и твоё счастье – это и
есть весь безбрежный мир. - В конце концов, каждый сам в меру сил сражается со своими призраками или предпочитает их ублажать.
- Я старался, чтобы она высказалась, чтобы – как говорят психологи –
“вышел весь негатив”, хотя, Бог свидетель, в этих делах никогда не
знаешь, где иссякает гной негатива и начинается кровопотеря души. - Мы ведь сопереживаем Ромео и Джульетте, убившим себя во имя любви? И подобные случаи происходят не только на сцене. Да, говорю я себе. Но мы не знаем, что стало бы с Ромео и Джульеттой, а также с прочими, им подобными, спустя года три после свадьбы…
- Любая эмоция накалялась между ними до стадии кипения и ошпаривала обоих до ожогов первой степени.
- Степень отчаяния – вот что в конечном итоге решает дело, скажу я вам.
Степень отчаяния! Не решимость против решимости, а отчаяние против
отчаяния… - Вот сейчас сижу перед одиноким язычком огня и думаю об одном странном человеке – о себе самом. Я ничего в себе не понимаю. И никогда не понимал. И чем дольше пытаюсь разобраться, тем безнадежнее увязаю в противоречивых и ничтожных мелочах.
- А изо дня в день исписывая по нескольку страниц, ты поневоле сооружаешь
какую-никакую-пусть осколочную, скороговорочную и хроменькую,- но свою
картину мира. Хуже, когда пытаешься найти в этой картине свое место,
задумываешься над ним и …обнаруживаешь импозантное усатое ничтожество
под собственным именем. - Сначала он сделал из меня куклу. Потом он достиг наивысшего совершенства: сделал из куклы – меня…
- О девушке он тосковал, это правда, но ведь, в конце концов, собственная задница куда более близкий родственник, чем самая распрекрасная женщина…
- Бывают минуты, когда я чувствую себя именно тем мальчиком, созданным из
воздуха и «уплотненным в плоть», душу которого Создатель или Дьявол –
кто-то из них двоих – взял к себе на службу. А вот к кому из них я взят
на службу, в чем этой моей службы смысл и, главное – чья я
собственность, этого я не знаю… - В самом деле: надо бы раскопать это письмо, и жаль, что нельзя показать его Лизе; там о ней несколько страниц – душераздирающих… Впрочем, вряд ли это изменило бы главное: ту вражду и надлом, ту ненавистническую ее привязанность к нему, которые на фоне его несокрушимой безнадежной любви пылают только ярче и больнее.
- Никогда в жизни, и никому – и даже себе – не признался бы он, что именно эти минуты- эти, а не сладкая боль первого после разлуки проникновения друг в друга, – были самыми горько-счастливыми в его жизни. Она – дома. Он привёз ее, привёз, она опять в его тисках.
- Увы. Они все губят каблуками. Надо, чтобы кто-нибудь объяснил им:
обнаженная женщина на котурнах не может стать объектом страсти, это
взаимоисключающие вещи. Она должна быть босой… Маленькие легкие
ступни, которые хочется согреть в ладонях, а не убийственные каблуки,
нацеленные на твои беззащитные яйца.
После прочтения книги Полосатая посмотрела фильм, но несмотря на звездный состав и прекрасную постановку, фильм ее разочаровал – слишком много осталось за кадром.
И кульминационный танец под музыку осеннего свинга был не похож на описанный в книге, ибо игра воображения рисовала совсем иную картину, совсем под другую мелодию, настоящую мелодию минорного свинга…
Источник
Они танцевали не просто изумительно чисто, не просто филигранно-отточенно. Их танец имел грандиозный успех потому, что зритель остро чувствовал в нем ту потаенную интимную синхронность, ту отзывчивость движений двоих, которую невозможно достичь никакими репетициями и которая возникает лишь у многолетней пары.
Но тогда, – думаю я, – как же он достиг подобной синхронности с Эллис, с бездушной куклой? И не к этой ли изощренной отзывчивости партнеров в «танце-перевертыше» ревновала его, так страшно страдая, Лиза?
Словом, это был номер высокого класса, который, кстати, их прилично кормил.
Они постоянно выступали, Петька даже ушел из театра, из которого, впрочем, давно порывался уйти: у них гастроли были расписаны на три года вперед. Забеременев, Лиза утягивалась и продолжала выступать, и выступала чуть ли не до самых родов… Ну а потом им стало не до выступлений.
Моя незабвенная бабуся слов на ветер не бросала никогда.
И пока я лечил Лизу в клинике «Кфар-Шауль», Петька метался, как безумный, в поисках кого-то, кто мог заменить ее на сцене.
Ничего не выходило: номер был сделан для Лизы и на Лизу, на ее миниатюрный рост и нереально малый вес. Девочки-подростки из детских танцевальных ансамблей, куда он немедленно кинулся, справиться с ролью не могли; среди взрослых артисток таких, кто поместился бы в коробку, просто не было…
И тогда в его голову – в недобрый час! – пришла идея «создать другую Лизу»: сделать перевертыш, номер – наоборот, одушевить куклу до такой степени, чтобы ни у кого из зрителей не возникло сомнения в ее человеческой природе.
Не знаю подробностей изготовления этого чуда – я был слишком далеко, а когда он звонил, его интересовала только Лиза и ее здоровье. Но из скупо оброненных слов я понял, что в основном он делал куклу сам, с помощью знакомого механика, из какого-то, выписанного из Америки, новейшего, удобного в обработке материала, по текстуре похожего на дерево, но гораздо более легкого. Главное, там была уникальная смешанная механика, которую они разрабатывали много недель.
Честно говоря, я представлял себе нечто подобное всем его куклам – смешным, теплым, причудливым созданиям (да он и не любил механических приспособлений, считая, что куклу оживляет мастерство артиста), – поэтому так обалдел в аэропорту, куда он не поленился приволочь для меня этот… сюрприз. Я увидел их двоих возле колонны в зале прилета, увидел, как Лиза машет мне приветственно рукой, устремился к ним и… да, это был изрядный шок! А Петька хохотал, как дьявол, не отпуская куклу, прижимая ее к себе: у той под мышкой был один из множества рычажков – или бог знает чего еще, – ответственный за горизонтальные и вертикальные движения головы, отчего она поводила туда-сюда головой на стройной шейке и кивала с Лизиным выражением лица, будто внимательно прислушивалась к нашим репликам…
* * *
И вот мы сидели за накрытым столом в новом их, очень пражском пристанище…
По комнатам ковылял, стуча деревянным протезом, Карагёз – замечательно ласковый, лохматый песик, трехлапый инвалид, которого Петька спас и вылечил, и смастерил ему недостающую конечность. (И это тоже было причиной раздора: Лиза считала, что Карагёз отлично бегает и так; Петька настаивал, что если собаке положено иметь четыре точки опоры, то отсутствующую четвертую необходимо соорудить.)
Мы никак не могли поднять первый тост, на столе все время чего-то недоставало: что-то забылось в холодильнике, куда-то запропастился штопор… и только кукла Эллис невозмутимо сидела, улыбаясь совершенно Лизиной зачарованной улыбкой.
Источник
Любовный треугольник живой женщины, резиновой куклы и гениального кукловода в экранизации романа Дины Рубиной закончился пожаром.
Мужчина и женщина исполняют танец, и зал не шелохнется. Танец полон чувственности и страсти, красоты и магии, полета и вдохновения. Огненноволосая красавица повторяет движения партнера, растворяясь в нем, и вдруг безвольно повисает на его руках. А потом пытается освободиться, но тщетно. Двое слиты воедино, но хрупкая нить вот-вот оборвется. Этот танец – суть их жизни и лейтмотив фильма «Синдром Петрушки».
Кто на самом деле партнерша гениального кукловода Пети Уксусова – живая женщина или резиновая кукла – публика, завороженная действом, не понимает. То кукла оказывается женщиной, то женщина внезапно обращается в куклу. А у них так и было. Восьмилетний Петя влюбился в двухлетнюю Лизу потому, что она была вылитая куколка. Многие годы он кроил ее по своим лекалам, воспитывал ее для себя, сделал своей женой, выучил волшебному танцу. Когда Лиза попала в психиатрическую клинику, Петя, едва оставив жену в палате и выйдя из здания, тут же, на площади, начал примерять на себя танец с воображаемой партнершей. С той, что будет всегда в форме. Молчаливой и покорной, управляемой и ведомой. Его, петиной, безраздельной собственностью. Такой же прекрасной, как Лиза, только не имеющей собственной жизни и отдельных от Пети желаний.
Новый Пигмалион сотворил свою Галатею – куклу из силикона с внешностью Лизы, одухотворил ее, вывел на подмостки. Никто не заметил подмены. Кроме Лизы, которая, вернувшись из клиники, сначала упала в обморок, а затем объявила сопернице яростный бунт. В финале соперница погибла.
На самом первом премьерном показе «Синдрома Петрушки» в новосибирском кинотеатре «Победа» зал среднего формата был полон. Но это не тот случай, когда попкорнопожиратели сбегаются на безмозглый нервощекотальник. Фильм не для широкой аудитории (хотя и не арт-хаус) был ожидаем поклонниками Дины Рубиной плюс Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой. Режиссер Елена Хазанова, которую пригласил сам Миронов, выступивший еще и продюсером, сделала качественное интеллектуальное кино, органично соединив элементы мистической драмы и психологического триллера.
«Синдром Петрушки» был удостоен главного приза «За лучший фильм» на Международном фестивале «Шелковый путь» в Китае. А на российском «Кинотавре 2015» получил награду имени Таривердиева «За лучшую музыку», несмотря на то, что главная музыкальная тема романа «Минорный свинг» Джанго Рейнхардта была заменена на саундтрек швейцарского композитора Николя Ребюса. Но пятая экранизация Дины Рубиной окончательно убедила, что, как считает сам автор, ее прозу можно только читать.
Интригующие и безупречно выстроенные сюжеты ее произведений, погруженные в реальную жизнь и в то же время окутанные мистической тайной, притягивают кинематографистов. Много лет назад были сделаны адекватные экранизации повестей «На верхней Масловке» и «Любка», но то были сравнительно простые тексты, к тому же, она сама писала по ним сценарии. Многослойный полифоничный роман «На солнечной стороне улицы» захлебнулся в сериальной тягомотине. «Это другой вид искусства, другой язык, другие механизмы воздействия на воображение зрителя. Само собой, и результаты другие», – писала Дина Рубина в автобиографии.
Другие, совсем другие.
Тем, кто не читал роман «Синдром Петрушки», многое в фильме будет непонятно. Краткие флешбэки лишь намекают на подоплеку бурной мучительной любви. Тем, кто читал роман, фильм может показаться ковшом воды, зачерпнутым из моря. Такой же точно, как и в море, воды, с водорослями и песчинками, но всего лишь ковшом.
Фильм «Синдром Петрушки» обошелся без главной темы всего творчества Дины Рубиной – как, почему, откуда, сквозь какие дебри, из какого сора продирается на свет божий талант. Герои ее лучших романов – гениальные Художники, для понимания сути которых необходимо вглядеться в их гены, в их детство, в сам момент рождения. Но фильм передал, как талант всецело подчиняет себе судьбу его обладателя, не оставляя путей для отступления. Искусство и жизнь слились воедино для кукловода Пети, и в какой-то момент искусство подменило жизнь. Петя смотрит на селиконовую Элис влюблено, нежно проводит рукой по ее коже, ведет с ней диалог. А вернувшуюся из клиники Лизу, наливая кофе, мимоходом спрашивает: «Тебе с молоком, я не помню?», не замечая своей жестокой бестактности.
Художника нельзя обвинять в эгоцентризме. Ведь художник выше обыкновенного человека. Он всегда сумасшедший, и витает в собственных эмпириях, и если его близким туда не дотянуться, они перестают таковыми быть. Петя любит Лизу безумно и безраздельно, но искусство не укладывается в рамки этой любви, и обычной женщине не одолеть этой пропасти.
Красавица с огненными волосами все время порывалась уйти от него и сама начинала верить в возможность освобождения: «Я не кукла, которую можно дергать за веревочки!». В отличии от куклы, она будет матерью. «Не смей называть ее куколкой!» – закричала мужу во время УЗИ, показавшего будущую дочку. А вскоре, нарядив малышку, как куколку, такую же, какой была сама в момент знакомства с Петей, словно игрушку, покачивала ее на коленях, восхищенно перебирая ленточки и кружавчики. За окнами искрился карнавал, рассыпались фейерверки, взрывались петарды, горел огромный костер. Похожий на пламя ее рыжих волос.
Корреспондент MORSa смотрел фильм «Синдром Петрушки» в новосибирском кинотеатре «Победа».
Источник
В этом романе есть:
– куклы, которых нельзя отличить от человека (бойтесь, собратья-педиофобы);
– сумасшедший дом;
– безумная Прага;
– родовое проклятье;
– магия наподобие вуду;
– дьявольщина;
– вечно смеющиеся младенцы;
– много-много огненноволосых женщин;
– странные совпадения;
– сама автор.
И при всём этом обилии мистики, магии, не_пойми_чего_потустороннего и даже постмодернизма — это один из самых реалистичных романов, которые я когда-либо читала. Для определения его жанра я уже слышала все возможные сочетания прилагательных «готический», «магический», «психологический», «реалистический» и существительных «драма», «роман», «сага», «детектив». Всё равно это всё не то, потому что перед нами чистой воды мультижанр, романы в романе, каждый из которых имеет свою собственную линию, тесно сплетённую с остальными, но отличающуюся по внутренним характеристикам. Впрочем, вряд ли Рубина думала обо всех этих определениях, когда просто писала эти строки: сама жизнь такая, что её в рамки двух слов вроде «семейный триллер» не загонишь.
Все эти жанровые хитросплетения настолько тесные, что их даже друг от друга отчленить не всегда удаётся. Например, детективная составляющая настолько тесно переплетена с мистикой, что расцепить их и развести по углам никак не получится. Семейная сага, она же любовная линия многих поколений — это ещё и гимн Художника, воспевание страсти, мастерства и гения (все эти слова тоже стоило бы написать с большой буквы, но у Рубиной они будут с маленькой, обыкновенные гении). Вообще, удивительное свойство: делать всё ужасающее, магическое и дьявольское каким-то домашним, обыденным, как будто в нашей жизни вот только так и бывает, что бабушка-соседка подрабатывает магом-вуду, одноногий ветеран может из утюга и изоленты сделать космический корабль, а сатана на улице вежливо просит закурить. Из-за этого свойства я вот хоть убей не могу воспринимать романы Рубиной как «мистические», это всегда кажется мне второстепенной характеристикой, даже если весь сюжет на этой чертовщине замешан.
Добротный, хорошо продуманный, крепко написанный роман, который, если попадёт в нужное время и настроение, то сорвёт крышу. И всё же… И всё же чуть-чуть тяжеловесно, что-то лишнее, к концу романа начинаешь задыхаться и уставать, даже несмотря на то, что текст по-прежнему хорош. Надо попробовать у Дины Ильиничны малую прозу.
Кукол я боюсь почти так же, как клоунов. Нет, конечно, не этих штампованных экземпляров в детских отделах, а созданных руками. Штучный товар, эксклюзив с застывшими почти живыми глазами. Вот это для меня потусторонний ужас. Для меня это уже не просто кукла, а сущность с чем-то затаенным, со своим характером. Я им не доверяю. Я стараюсь не смотреть им в глаза, как, например, собакам. А от бэби борнов из мастерских профессиональных кукольников меня по хребту пробирает холод. Как живое, но все-таки мертвое. Абсолютно иррациональный страх, я понимаю, и никакой детской душевной травмы у меня от кукол не было, но не люблю и точка. Поэтому роман об одержимом кукольнике для меня уже почти триллер. Но это же Рубина. А, значит, маст рид. Несколько лет книга терпеливо дожидалась меня на полке, успела даже спрятаться во втором ряду, но встреча наконец-то состоялась. Да еще какая! Книга заговорила!
Бытует мнение, что слушать – не читать. Особенно это справедливо с Петрушкой. Это тот случай, когда ты понимаешь, что чтение становится чем-то большим. Книга начинает звучать, обретает голос. Это прекрасная огранка драгоценного камня, без жестокого кастрирования, как это случается с аудиоспектаклями. Дословно точно, она пронеслась у меня перед глазами бешенным, свирепым вихрем страстей. Эта жгучая история любви двух собственников, двух безумцев, двух частей одного целого промелькнула передо мной жарким, почти непристойным танцем. Она ревновала к кукле и всему свету, Он же готов был заточить её в высоком замке, спрятав от всего мира. Их любовь – как искореженное дерево. Смотришь на него и видишь, что явно больное растение много выстрадало на своем веку и продолжает страдать от своего «артрита» – узловатые ветви, перекрученный ствол – весь его вид противоречит здравому смыслу и закону природы, но взгляд прикован к этим изломанным формам. История Петрушки и Лизы, завораживает. Друг для друга они и синдром, и диагноз, и наркотик, и обезболивающее. Что это? Извращение или высшая степень любви, её абсолют? Дар или проклятие? И что шевелится в моем сердце – отвращение или зависть?
Рубина прекрасна сама по себе, но в музыкальном сопровождении – это уже нечто. С хрипловатым голоском Хаматовой, с мужскими доверительными, почти исповедальными тембрами. Это не просто чтение вслух, это настоящее яркое, эмоциональное действо. Потому что одно дело просто прочитать на бумаге «Минорный свинг» Джанго Рейнхарда улыбнулся на ветру, прочистил горло шершавым кашлем смычка по струнам, откликнулся крепкой шуточкой толстяка-контрабаса, канул в глубокую паузу, предвкушая великолепное терпкое восхождение гитарных синкоп…» (гениально!), и совсем другое услышать эти слова под эту самую музыку. Это неописуемо! тринадцать часов чистейшего кайфа!
Благодаря московской пробке Дина Ильинична нашла своего персонажа и долго была в поиске подхода к нему, пришлось даже к астрологу обращаться. Неудивительно! Петрушка – мужчина со сложным характером, шкатулка с секретным замком. Петрушка оказался самым трудным для нее персонажем, а роман о кукольниках – самым болезненным. Рубина говорит, что её роман о страшной истории рода, о живом и о неживом. Читателю же, на мой взгляд, досталась непростая задача понять, где проходит тонкая грань. Здесь легко запутаться в игре света, нитях марионеток и семенных преданиях.
Мой роман построен таким образом, что никто из его героев не знает всей тайны. Весь роман идет либо он лица автора, либо от имени психиатра, который лечит жену Петрушки Лизу, либо от Пети. Всю историю знает только читатель, если дочитает ее до эпилога. В настоящем романе не должно быть ни одного лишнего слова, и ни одного суетливого поворота сюжета. Все должно быть выверено как на аптекарских весах. Идеально написанный роман я сравнению с тем, как водит машину классный автогонщик. В этом смысле роман «Синдром Петрушки» – мое достижение.
Вы создали совершенство, Дина Ильинична.
“Этому человеку нужны только куклы. В его империи нет места живой женщине…”
“Эти двое стали жертвой особо свирепого вида любви: страстной. единоличной, единственной, остались в живых, но уже навсегда были мечены неумолимо жестокой любовью…”
Долгая история трагической, безумной (в самом прямом смысле слова) любви и страсти. Любви невероятных масштабов, казалось бы, необъятной. И каждая женщина, наверное, обрадовалась бы такой любви со стороны любимого мужчины. Но вот только любовь эта была не к женщине. Не к той тоненькой женщине с фигурой подростка, наивной. романтичной, трогательной, Лизе (отсылки к Бетховену, “К Элизе” и, возможно, к Ремарку – история тяжело больной девушки?), не к собственной жене…Страсть, поглощающая целиком и полностью, была у Петра только к миру кукол, волшебному, чудному, завораживающему своей красотой, пластичностью и …покорностью…
Страсть главного героя в начале книги восхищает: всегда ведь восторгаешься и восхищаешься людьми, чем-то настолько увлеченными, что глаза горят, людьми, которые нашли дело всей своей жизни и отдаются ему со всей страстью…
К середине романа это увлечение уже удивляет: ставить отношения с близким тебе человеком под угрозу из-за…какой-то куклы?
А концу романа автор наконец приоткроет завесу этой тайны: безумной была вовсе не жена, а муж, почувствовавший вдруг себя магом и господином, решивший, что жена – его личная марионетка и не может иметь собственного мнения, собственных желаний. Она словно одна из его кукол – ожившая, прелестная, но все же кукла…
“В своей империи он был могущественен и абсолютно счастлив. Самый счастливый властелин самой счастливой из когда-либо существовавших империй…”
История этой безумной любви-страсти-помешательства тесно переплетена автором с мистической историей рода Лизы (о, это будет еще одно сумасшествие, с заклятиями и, как ни странно, с куклами, куда без них…) Страшно и жутко и отчего-то начинаешь во все это верить…
“Что за трагические судьбы у всех этих огненноволосых женщин, будто их преследует по пятам пожар? Что за проклятая матрица рода?”
“Лиза, моя Лиза, моя “главная кукла”…вовсе куклой не было. Она была насквозь и до конца человеком…”
Любовь, принесшая лишь страдания…
Увлечение, которое не могут разделить твои близкие…
Жажда власти и собственничество…
Горькие обиды и разочарования…
Роман-фантазия, жизненный, красивый, тяжелый, атмосферный, только очень уж обманчива эта красота, прелесть этого кукольного мира, жить надо все-таки в реальности…
Всю книгу наслаждалась необыкновенно красивым слогом Дины Ильиничны; сразу видно, кто из современных русских писателей любит и ценит русский язык и умело им пользуется)
И несмотря на тяжесть жизненной драмы, так ярко выписанной автором, книга получилась уютной и какой-то даже теплой. Не знаю, в чем секрет. Волшебство книги и мастерство автора, наверное…5/5
Экранизацию еще не смотрела, но судя по книге, это должно быть что-то чудесное…
Прочитано в рамках Клуба “Каста Пси”
Готическая история о кукольнике и его куклах.
Данная книга просто завораживает своим сюжетом. Он интересный, интригующий, необычный, с элементами мистики и фантастики. В нем смешалась драма, история, мистика, воспоминая, но самое главное в нем есть невероятная история любви, сильная, чувственная, искренняя, порой безумная.
Сюжет книги очень многогранен и разнообразен, но больше всего цепляют главные герои, а точнее их безумная любовь, находящаяся на грани болезни. Для Пети кроме кукол в этом мире ничего не существует. И Лизу он полюбил, когда она еще совсем малюткой была, именно как куклу. Он пронес любовь через всю свою жизнь, оставаясь верным этому чувству до безумия. Но как он её любил? Как куклу или человека? Наверное, все-таки как куклу. Сцена со знаменитым танцем, где Лиза всего лишь ожившая кукла тому подтверждение. Мне жаль Лизу, у неё нет ничего отдельного от Пети. Все воспоминания, все события её жизни, вся жизнь связаны именно с ним. Она, может быть, и хочет покинуть Петю, но не может, они оба находятся в плену своей любви, которая стала для них страданием. Однако за гениальность и любовь всегда приходится платить очень высокую цену.
Главные герои, несомненно, сильные личности, со стальным характером и с твердой позицией жизни, люди умеющие достигать своих целей. Лиза – милая, яркая, грациозная, вспыльчивая девушка с миловидными чертами лица и огненно-рыжими волосами. Петр – кукольник, человек одержимый своим театром и куклами.
«Но вы же знаете, что такое абсолютная слепота личного счастья. Ты просто не смотришь вокруг, ты ни черта не замечаешь. Ты и твое счастье – это и есть весь безбрежный мир»
Эта книга не только смесь жанров, но ещё и смесь городов. Действия в книге постоянно перемещаются из одного города в другой – Прага, Львов, Иерусалим. Больше всего меня заинтересовала Прага – это действительно сказочное место, в котором все пронизано мистическим волшебством кукол. Иногда, кажется, что именно в этом городе живут и оживают куклы.
Также очень органично автор вплела в повествование мистику. Она придавала книге определенный шарм и атмосферность. Тайны и загадки окутывают эту историю. Ничем не примечательные персонажи, отвратительные поступки, события которые никак не соберутся в одно целое, в общем чтение получается довольно интересное и необычное.
Язык у автора очень красивый и интересный, образный, своеобразный и ни с кем не похожий. Остается только читать и восхищаться мастерством автора.
«Главное же – Лиза, моя Лиза, моя “главная кукла”… вовсе куклой не была. Она, как и моя мать, была навсегда и до конца – человеком»
Роман познавателен и интересен. Из него мы многое узнаем о куклах, кукольном ремесле, о театре, истории создания кукол, и непростой жизни артистов. Автор преподносит эти сведения легко, ненавязчиво, они органично вплетены в сюжет книги. Меня действительно поразило то, как автор смогла так тонко и глубоко описать мир кукольного театра. Порой казалось, что все события происходят прямо перед глазами.
«Синдром Петрушки» – удивительная, интересная, красивая, философская, оригинальная сказка для взрослых, которая заинтересует любого читателя.
“Я же лучше куклы?..”, или Его “седые глаза”…
Существует у психотерапевтов такая категория клиентов, представители которой будут говорить буквально обо всем, но только не о своей проблеме – описывать стены домов в другой стране, в которой им удалось побывать однажды, вспоминать соседку по коммунальной квартире из детства, разглагольствовать о меню в кофейне во Львове – в общем отвлекаться от сути любыми возможными и даже совсем несоответствующими контексту способами. Но их можно плавно или резко, в зависимости от ситуации, перевести на путь определения истинного прихода к психологу. Дину Рубину же в ее “постоянном словоблудии по делу и без, такое чувство, что автор постоянно старается щегольнуть свои большим, словно средневековый трельяж в современной квартире-студии, словарным запасом” (кланяюсь идеально сформулировавшему авторскую несостоятельность, Itallium ) остановить невозможно. Из нее так и льются неоправданные смыслом и ценностью витиеватости, которые никак не проглатываются, а стоят будто гость в горле, не давая насладиться достоинством сути произведения.
А смысл-то в “Синдроме Петрушки” есть и еще какой – глубокий и многогранный, соединяющий героев и объясняющий все их фортели. Истеричная Лиза с “плохими генами”, вылепленная как скульптура, но сопротивляющаяся своей марионеточности, порождение родственной связи и не самых добрых побуждений. Петр, живущий в своих куклах и не умеющий жить собой, скромный и тихий мальчик, оказывающийся на поверку Карабасом Барабасом, страдающим одними из худших пороков – пороком власти и страхом потери своих игрушек, и ломающим других в угоду своим страстям. Эти двое нашли друг друга, как садист и мазохист, как ведущий и ведомый, Петр отравил Лизу, а Лиза отравила Петра – он сломлен и сломлена она. Их симбиоз не способен рождать любовь, но безукоризненно умеет подгибать обоих людей друг под друга, выворачивая их ручки-ножки и, главное, души в угодном ситуации порядке: созависимость Петра увеличивается с каждой секундой притягивания женскими манипуляциями его к себе Лизы, а выстраивание личности Лизы полностью обусловлено тем, что потребует от нее Петя. Вот кто настоящий кукольник – не Петр, не Лиза, а их союз, Судьба, что свела их вместе.
А сколько трактовок у давшего книге название словосочетания…
“Синдром Петрушки” –
«синдром Ангельмана» или «синдром смеющейся куклы», а еще – «синдром Петрушки». Маска такая на лице, вроде как застывший смех, взрывы внезапного хохота и… слабоумие, само собой.
– о ребенке парочки наших сумасшедших.
“Синдром Петрушки” –
– Не, не, он не плохой и не хороший. Не ест живы и не ест мартвы! Он такой персонаж… Мораль и честь – это не про него. Понимаешь, он – ТРИКСТЕР! Это такое вечное существо из подземного мира. Он плут, разрушитель… Все ему дозволено: и с неба, и из-под жеми. И ему много тысёнц лят. Он был у индейцев племени виннибаго, и в Индии был, и в Персии… Им движут другие силы, нелюдске. Потому он и говорит не людским голосом. Вот приезжай ко мне в гости в Южный, я тебе штуку покажу: пищик. Берешь его под язык, и Петрушка завывает таким сиплым воем, как сквозняк из самой преисподней…
Петрушка – Трикстер, а этот архетип славится тем, что (по Юнгу):
Трикстер – это и нечеловек , и сверхчеловек , и животное , и божественное существо , главным пугающим свойством которого является бессознательное. Трикстер – это фигура, воплощающая в себе физические страсти , желания не подвластные разуму. Не сознательные размышления определяют поведение трикстера, а бессознательные порывы. Он настолько бессознателен к самому себе, что его тело не является единым целым, две его руки бьются одна с другой. Даже нельзя определить его пол этого существа : не смотря на фаллические признаки, он может стать женщиной и выносить ребенка. Трикстер представляет собой первобытно “космическое” существо, обладающее божественно-животной природой: с одной стороны , превосходящее человека своими сверхчеловеческими качествами, а с другой – уступающее ему из-за своей неразумности и бессознательности.
И Петр идеально вписывается именно под эти параметры. ?