Синдром дворняги фанфик по гп
Шрифт:
Текст:
Фон:
Жарко до чертиков. И народу-то, народу – можно подумать, не свадьба, а митинг. Надо как-то протолкаться во внутренний дворик. Там-то будет попросторнее. И, наверное, не так жарко. Здесь, у входа, кажется, софиты греют сильнее, чем солнце. Ну какое солнце в апреле? А, с согревающими чарами перестарались. Невеста, надо думать, захотела платьице-на-чем-держится-и-ничего-не-прикрывает. И начхать ей, что жених не в плавках к венцу идет. Или наоборот – во внутреннем дворике температуру слегка опустили, а снаружи она, соответственно, поднялась. Закон сохранения – он и для волшебного мира закон. Мерлин, ну почему вас так много, господа? Рабочий день ведь. Вот у меня – точно рабочий. Иначе черта с два толкался бы я тут. Сидел бы в своем маленьком кабинетике. За чашечкой пива… в смысле, кофе. А завтра все увидел бы в утренних газетах: Р.Уизли и Г.Грейнджер – молодожены, Г.Поттер – друг жениха, во всевозможных ракурсах. Отчет, думаю, будет развернутый, многословный – опишут все, вплоть до формы бретелек на невестином белье… в смысле, платье… в смысле, это почти одно и то же у нынешних невест. Уф, платок уже совершенно мокрый. До палочки не дотянешься. Если, не приведи Мерлин, сейчас что-то случится – народу поляжет, страшно вслух подумать. Хотя, что может случиться? Министерство всех на уши поставило с безопасностью. Разве что какой-нибудь шутник Уизли… Так они все внутри. Кстати, и мне туда надо. Тролль бы его побрал, храни его Мерлин, любимого шефа. Ну, почему не вчера, не завтра, не через месяц – именно сегодня: ой, Хиггинс, все брось и беги, пока они не… Ой, да что ж это – пока я тут платок мучаю, они там…
Низенький лысоватый волшебник завертелся, освобождая полы мантии из крепкого захвата толпы и, подскакивая и тоненько выкрикивая извинения и просьбы, принялся продвигаться ко входу во внутренний дворик небольшой белокаменной усадьбы.
Дворик дрожал от смеха. Пожилой священник качал головой и улыбался – никогда в жизни он не видел такого веселого венчания. Рядом с ним, делано хмурясь, стоял такой же высокий маг с палочкой наперевес. Он отдавал короткие приказы, смысл которых в основном ускользал от священника, но у аудитории вызывал новые приступы смеха. Жених, хоть и теребил нервно манжеты, торчащие из рукавов смокинга значительно сильнее, чем следовало, улыбался от уха до уха, а в ответ на очередную реплику высокого мага даже прикрыл ладонью лицо – но трясущиеся плечи выдавали его с головой. Невеста нахмурилась, пытаясь спрятать улыбку, сочувственно посмотрела на священника, но тут к ее уху наклонился молодой человек в круглых очках, что-то прошептал, и невеста закусила губу, чтобы не позволить рту растянуться в глупейшей улыбке.
Мистер Хиггинс неодобрительно покачал головой, поняв, что священник – маггл. Нетрудно догадаться, что это требование невесты или ее семьи. Но увидеть министра Шеклболта, проводящего магическую брачную церемонию… Впрочем, нет, вот он спрятал палочку и отошел в сторону. Его место у импровизированного алтаря занял Дамблдор. Аберфорт Дамблдор. Ну, это уже куда ни шло. Да и смешки утихли. Невеста поправила прическу и осторожно провела пальцами по лицу, словно стирая следы слез. Жених последний раз нервно дернул манжеты и под строгим взглядом любимой опустил, наконец, руки. Друг жениха и подружка невесты чинно заняли свои места. Смешки и разговоры утихли, сменившись вздохами и приглушенным женским всхлипом. Маг и священник посмотрели друг на друга и одновременно кивнули.
– Я думаю, первое слово вам, святой отец, – сказал Дамблдор.
Священник сделал полшага вперед, задумался на секунду, что-то про себя прикинул и произнес:
– Если здесь есть человек, знающий причины, по которым этот брак не может быть совершен, пускай скажет сейчас или уже не говорит никогда.
Его голос легко разнесся по всему дворику без всякой магии. Мгновение было тихо. Потом снова с разных сторон послышались смешки. Священник улыбнулся, поднял руку, чтобы призвать к порядку веселых волшебников, но едва все стихло, от входа послышался задыхающийся голосок:
– П-простите, это, видимо, я.
Казалось, к нему повернула лица вся магическая Британия. И мистер Хиггинс, который до сих пор и не мечтал быть услышанным даже собственными домочадцами во время семейного завтрака, в этот миг почувствовал себя скверно, как никогда в жизни. Он скользнул взглядом по невесте, порывисто обернувшейся к нему, и уставился в землю.
– Вы? Кто – вы?
Ну да, а кто я, собственно, такой, чтобы явиться сюда и помешать счастью двух славных людей? Таких молодых. Таких сильных. Героев. Ну, почему бы мистеру Фобстеру не вспомнить об этом деле завтра? Или послезавтра? Или не вспомнить вообще никогда. Какая все-таки прекрасная формулировка у этих магглов: или говори сейчас, или не говори никогда. Вот никто бы им никогда и не сказал. Но скажут ведь. И это буду я. Да я уже, фактически, сказал.
– Ну, это вы обо мне, – залопотал он. – В смысле, я знаю, что э-э данный брак не может быть заключен. Простите.
Он сконфузился и последнее слово произнес совсем шепотом. Но вокруг было так тихо, что его услышали. Друг жениха – всемирно известный Гарри Поттер – в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние. Парадная мантия развевалась у него за спиной и едва не хлопала, как стяг на ветру. Он подошел вплотную к мистеру Хиггинсу и вполголоса произнес:
– Что вы несете? Почему не может?
И тут же со всех сторон подхватили: «Как так – не может? Кто это? Как он сюда попал?»
Чудаки. Как попал? Да потому и попал, что имею важную информацию. Иначе чары не пропустили бы. Кажется, Мессия Поттер это прекрасно понимает – вон как глазищи расширились. Или это из-за очков кажется? Ох, мистер Фобстер, если мне набьют морду… Могут ведь – магглов тут вполне достаточно. Да и сам Поттер среди магглов вырос.
Но тут на плечо мальчку-который-уже-далеко-не-мальчик легла чья-то рука, и он отстранился. Мистер Хиггинс встретился глазами со священником-магглом.
– Помолчите, молодой человек, – сказал он Поттеру. – Дайте ему сказать. Он имеет право это сделать. Вернее, он обязан это сделать.
– Да-да, я обязан, – с облегчением зачастил мистер Хиггинс. – Я надеюсь, господа, вы понимаете – я всего лишь исполнитель. Я бы ни за что не стал бы…
– Заткнись, – тихо, но очень нехорошим тоном произнес Поттер. – Говори, что там у тебя, или убирайся.
Интересно, а шрам сохранился? Ну что за глупости в голову лезут, право слово!
– Да, так вот, – мистер Хиггинс нервно сглотнул. – Дело в том, что э-э эта молодая дама, – кивок в сторону алтаря, – невеста, я имею в виду. Она не может выйти замуж за этого э-э джентльмена – Рональда Уизли, если не ошибаюсь.
– Это еще почему?
О, подтянулось подкрепление – сам Рональд Уизли, где уж тут ошибиться: лицо побелело, каждую веснушку видно, кулаки сжаты…
– Потому что она замужем, – выдавил из себя Хиггинс. – За другим джентльменом, я имею в виду.
Вокруг снова все пришло в движение.
– Замужем? Чушь! Ерунда. Вы в своем уме?
– Думаю, вы обознались, сэр.
Поттер. Видно, что сдерживается из последних сил. Да, пожалуй, взгляда на его дружка достаточно, чтобы потерять самообладание. Этакий здоровый детина в полуобморочном состоянии.
– Ее фамилия Грейнджер. Гермиона Грейнджер. И она еще не замужем. И никогда не была.
О, а вот и она идет. Нет, Мерлин, пожалуйста, я не хочу объясняться с ней. Это не моя работа. За это мне не платят. Я не хочу смотреть ей в глаза. Пускай она сейчас оступится, упадет в обморок, забьется в истерике, пожалуйста, Мерлин!
Как же! Она покрепче женишка своего будет…
– Сэр?
Ох, улыбается. Кто-то кладет ей руку на плечо, пытается обнять, что-то говорит. Да, заберите ее от меня, уведите куда-нибудь… Но она отмахивается.
– Ради всего святого, замолчите все! Послушайте, сэр. Ведь вы ошиблись, правда? Вы приняли меня за кого-то другого? Меня зовут…
– Я прекрасно знаю, как вас зовут, мэм!
Лучше всего – просто разозлиться. Чего он с ними церемонится? Вот с ним никто никогда не церемонился.
– И я даже не знал… – ну вот, опять сбился. – Простите, я совсем не собирался э-э мешать вашему счастью с этим э-э юношей. Я искал вас совсем не потому, что… Просто истекло время по договору передачи прав. Мы потому о вас и вспомнили именно сегодня… Вам следует вступить в права. Я, понимаете, помощник нотариуса, мистера Фобстера. Вам следует кое-что подписать, мэм. Я даже не думал, что попаду… – он сделал неопределенный жест руками, как бы обводя пространство дворика, – прямо на свадебную церемонию. Мне бы, наверное, стоило промолчать. Но я, видите ли, верующий человек… И потом это внесет путаницу… Ну, в официальные бумаги, понимаете? Ваш муж…
Тут он взглянул на жениха и окончательно сбился. И, наверное, вовремя. В конце концов, он сказал все, что следовало.
– Мой муж? – Гермиона тоже оглянулась на Рона. – Но у меня нет мужа. Пока нет. Он у меня должен появиться только… Только через несколько минут.
Она кивнула сама себе, словно решив в уме какую-то заковыристую задачку.
– Вы подождете, пока мы закончим церемонию? – то ли спросила, то ли предложила она помощнику нотариуса и повернулась к священнику.
– Продолжайте, сэр. Да что с вами со всеми?
– Мы не можем продолжать, Гермиона, – ответил за священника Дамблдор.
– Как не можете? Почему? Рон, Гарри, скажите им. Что происходит?
Девушка завертела головой, заглядывая в глаза то одному, то другому.
– Герми, успокойся, – Гарри сжал ее локоть. – Надо сначала разобраться.
– В чем разбираться? – выкрикнула она, оборачиваясь к Рону. – Мы с ним разбирались с первого класса. В чем еще нам надо разобраться?
– Гермиона, успокойся, пожалуйста, – это уже Дамблдор.
– Да что вы все меня успокаиваете? Я что, истеричка? Я спокойна, как боа констриктор.
Рон снова вцепился в манжеты.
– Ты что, не слышишь? – прошипел он. – Этот… этот…
– Рональд, держи себя в руках…
– Идите к троллям в задницу! – заорал Рон. – Я не собираюсь держать себя в руках! Я совершенно не в состоянии держать себя в руках, когда какой-то…
– Рональд Уизли!
О, это, кажется, Молли. Никто другой, пожалуй, не заставил бы Рона прикусить язык.
– Когда какой-то хмырь врывается на мою свадьбу и сообщает, что моя невеста – уже чья-то жена, – закончил он почти спокойно.
– Это ошибка, Рон.
Поттер. Великий миротворец.
– Я уверен – это ошибка. Все прояснится.
– Да-да, прояснится, не переживайте – все обязательно прояснится, – затараторил мистер Хиггинс, чувствуя, что проклинать его, кажется, никто не станет – во всяком случае, не при маггловском священнике, храни его Мерлин. – Только пускай миссис Грейнджер…
– Миссис? – прорычал Рон.
Кажется, что касается проклятий – это было поспешное суждение. Но что поделать? Бизнес есть бизнес.
– Разумеется. Так вот, надо, чтобы она подъехала в контору мистера Фобстера…
– Миссис Грейнджер? – встрепенулась невеста. – Моя мама?
– Нет, мэм. Вы.
– Кто?
Ох, господин министр. А я и забыл, что вы тоже тут.
– Э-э, простите, господин министр, сэр. Кто – что?
– Кто ее муж?
– В смысле?
– Имя!
Да, если он в свою аврорскую бытность так вел допросы…
– Э-э, боюсь, сэр, я не могу вам ответить. Это конфиденциальная информация. И я ею, по правде говоря, не располагаю. Это вне моей компетенции. Вам, мэм, надо подъехать в контору мистера…
– Гермиона! Кто твой муж?
О, они переключились друг на друга. Это хорошо? Или не слишком?
– Лучше скажи мне честно! Ты и так слишком старательно это скрывала.
– Муж? Рон…
– Подожди, братец. Просто заткнись и постой в сторонке. Гермиона, очнись, наконец.
Благослови, Мерлин, женщин Уизли.
– Этот человек утверждает, что у тебя есть муж. Что ты замужем. И поэтому не можешь выйти за Рона.
– Церемония отменяется? – со странным спокойствием в голосе поинтересовалась невеста.
– Переносится, – Джинни Уизли красноречиво посмотрела на брата.
– Я не могу выйти за Рона?
– Да приди ты в себя, наконец!
Когда она подрастет, у нее будет получаться не хуже, чем у матери.
– Я уверена, что это чертова ошибка. Но сейчас церемонию никто продолжать не будет. Тебе придется поехать в эту чертову контору и разобраться со своим мужем. Вернее, с этой путаницей.
– А потом я собственными руками превращу всю эту контору в подобие Стоунхэнджа, – пообещал Рон.
– С моим мужем… – Гермиона едва понимала, о чем говорит. – Мамочка…
«В обморок, что ли, упасть? – подумала она, чувствуя, что едва ли не впервые в жизни не справляется с наплывом информации. – Хорошо бы. Да не с нашим счастьем. Никогда в жизни не падала в обморок. И сейчас наверняка не повезет».
Не повезло…
Источник
Шрифт:
Текст:
Фон:
Гермиона сидела на самом краешке стула. Деревянная рама давила на копчик. Когда боль станет нестерпимой, придется встать. Если она сядет поудобнее, то все затянется и начнет болеть спина, шея. Это не считая депрессии и мигрени. Гермиона плотнее прижалась щекой к столу и пошире раскинула руки. Прекрасное положение для того, чтобы сосредоточиться, успокоиться или просто секунду передохнуть – но не более того. Когда она уселась в этой позе первый раз в жизни, то сделала глупость, устроив пятую точку слишком удобно. Все закончилось затяжной депрессией – глубокой и черной, как будто все, что она не передумала и не пережила во время войны, разом предстало перед ней и предъявило права на ее внимание.
Собственно, это произошло четыре года назад – в тот день, когда они с Роном и Гарри посетили нотариальную контору Фобстера и Министерство магии, где Гермиона устроила грандиозную истерику, выплеснув все, что накопилось со дня неудавшегося венчания. Когда она добралась до дома и уселась на этот стул, сил не было уже ни на что. Она просто уронила голову на стол, разбросала в стороны руки и уставилась в одну точку. Рон и Гарри были рядом, хотя зашли только для того, чтобы убедиться, что она не свалилась у порога, не справившись с замком. Говорить было не о чем. Да и не могли они говорить – ни она, ни Рон. А Гарри… Он осторожно приблизился к столу и положил на уголок тубус с документами. Хорошо, что он пошел с ними – она наверняка посеяла бы пергаменты, едва успев взять их в руки.
В тот день так и не было сказано ни слова. Уходя, друзья даже не попрощались. Да что там – Гермиона головы не подняла, когда они направились к двери: Рон, за ним Гарри. Никаких эмоций. Ни обиды, что ее оставили одну в таком состоянии, ни благодарности за то, что ее избавили от необходимости держать лицо. Тубус с пергаментами остался на столе. Гермиона долго к нему не прикасалась. Очень долго. Она потом сама не могла вспомнить, сколько прошло времени, прежде чем она взяла его в руки. Взяла только для того, чтобы переложить на другое место. Потом убрала куда-то. А там и вовсе забыла – убедила себя, что забыла, – куда его сунула. В общем, не меньше года прошло, прежде чем она, наконец, открыла тубус и развернула документы.
Она думала, что будет уже не так больно. Но оказалось – наоборот. Сразу после венчания она впала в смятение, граничащее с безразличием. Какое-то время она верила, что все происходящее – путаница, глупая шутка. Потом начала подозревать, что ее подвергли заклятию забвения. Потом – что все в любом случае незаконно, надо только изучить соответствующий раздел права, адвоката пристойного нанять, наконец. В Министерстве магии, когда она увидела брачный контракт, на краю сознания что-то наконец прояснилось. Но тут с ней случилась истерика, и ею снова овладела апатия. И вот, год спустя, собрав в кулак всю свою волю, всю смелость, она разложила на столе перед собой свитки и принялась внимательно читать. И поняла, как это больно.
О таком брачном контракте можно было только мечтать. В том случае, если бы это был полноценный брак. Ладно, даже фиктивный – но по согласию обеих сторон. Впрочем, в Министерстве магии ее уверяли, что брак самый что ни на есть полноценный. Миссис Грейнджер, что вас не устраивает? Вы даже фамилию можете выбрать такую, какую вам захочется – хоть мужа, хоть девичью, а хоть и новую выдумать. Не говоря уже о том, что супруг не претендует на ваше имущество – в том числе, нажитое в браке. В то время как сам отдает в полное ваше распоряжение почти все – имущество, движимое и недвижимое, научные разработки. И даже не требует, чтобы вы упоминали его имя при публикации! Ну, не можете кое-что продать без его согласия – из его же вещей, кстати. Тут его, простите, можно понять. Ах, да, было бы хорошо, если бы вы тоже подписались под этим контрактом. Нет? Не хотите? Ваше право. Нет-нет, соблюдать его условия вы все равно обязаны, пока ваш брак, так сказать, действителен. О, да, он действителен, без сомнения: посмотрите документы – никаких нарушений процедуры.
Это на голову не налезает – она так и сказала пожилому волшебнику, который сочувственно разглядывал ее через квадратные очки в роговой оправе. Этого просто не может быть: чтобы девушку взяли замуж без ее согласия. Чтобы на брачном контракте было достаточно подписи мужа. Чтобы ее, наконец, не потрудились хотя бы поставить в известность, что она теперь замужняя женщина! А если бы она, оставаясь в неведении, вышла замуж вторично? У нее ведь была возможность сделать это! Ах, тогда с ней разбирался бы суд… Ее еще и к ответственности привлекли бы, да? Это можно понять? Конечно, когда Волдеморт контролировал Министерство, для его приближенных все было возможно. Кто бы в то время подумал о правах магглорожденной ведьмы? Но, оказывается, и теперь, когда Волдеморта уже никто-не-боится-называть-по-имени, этот брак не признают недействительным. Что же теперь – смириться?
«Это потому, что вы магглорожденная», – снисходительно сказал пожилой волшебник. И даже не обратил внимания, каким взглядом одарил его Сам Гарри Поттер. Магглорожденным трудно понять некоторые закономерности магического мира. Например, слепую приверженность традициям и страх перед изменением всего, на что опирается жизненный уклад волшебника. Магглы любят прогресс и имеют для этого все основания. Волшебство же слишком тонкая материя, чтобы рисковать ее стабильностью в угоду неизвестно почему и как меняющимся представлениям о мире и человеке. Подобный брачный трюк возможен, кстати, только с магглорожденной волшебницей. Иногда, в исключительных случаях, с ведьмой-полукровкой. Нет, дело не в количестве прав, мисс, пардон, миссис – магглорожденные в магическом плане менее стабильны. Поэтому основная наша задача – как можно скорее и полнее интегрировать их в систему волшебного мира. Брак – прекрасный, можно даже сказать, наиболее совершенный способ интеграции…
Да, магические законы оказались удивительно гибкими. Вернее, странными. Семейный кодекс магической Британии за последние пятьсот лет менялся сугубо косметически, причем изменения запутывали его еще больше. Брачный контракт, состряпанный бывшим профессором зельеварения и защиты от темных искусств, бывшим деканом Слизерина, бывшим директором Хогвартса, бывшим человеком Северусом Снейпом, был либеральным до приторности. Но разорвать этот брак можно было только по взаимному согласию сторон. Что же ей теперь, спиритический сеанс заказывать, дабы получить согласие благоверного? Ведь после еще получасового хождения по министерским коридорам им удалось выяснить, что Северус Снейп, не числящийся среди живых, не числится и среди мертвых – для этого нет достаточных юридических оснований. Свидетельство троих гриффиндорцев, присутствовавших при его смерти, в расчет не брались. Во-первых, Рон и Гермиона оказались «заинтересованными лицами». А во-вторых, они, согласно каким-то замшелым инструкциям министерства, не могли квалифицировано констатировать смерть. Чтобы Снейпа признали мертвым, а Гермиону, соответственно, вдовой, нужен был либо пригодный к опознанию труп, либо свидетельство двух совершеннолетних магов, либо заключение колдомедика. Поэтому Снейп до сих пор числился «пропавшим без вести». И если в течение десяти лет он не явится пред ясны очи двоих совершеннолетних магов, то будет признан мертвым и освободит, наконец, свою любезную женушку от священных уз брака. Десять лет не с момента предполагаемой смерти, а с момента заявления о пропаже. То есть с сегодняшнего дня. Если, разумеется, вы, миссис Грейнджер, оформите должным образом…
Вот тут-то у Гермионы и случилась истерика.
Гермиона поморщилась и поднялась со стула. Копчику в этот раз было слишком удобно – спина казалась деревянной, ноги едва слушались. Растирая поясницу и ругаясь про себя, Гермиона побрела на кухню. Не стоило думать о Роне. Во всяком случае, не сегодня. А, собственно, почему не сегодня? Завтра легче не станет. Раз не стало легче за четыре года.
Ох, Рон. Сколько он ждал. Сколько он натерпелся с ее вечными сомнениями, скрытыми за уверенным тоном. Как он по-мальчишески обижался на ее отповеди о том, что «пока не время». И как быстро отходил от обид. Такой взрослый – и такой мальчишка. Сколько он натерпелся от них от всех. От Гарри, едва не спятившего после битвы при Хогвартсе. От Джинни, норовившей последовать за ним. От Джорджа, который после смерти Фреда словно потерялся во времени и пространстве. Как странно. Рон оказался среди них всех едва ли не самым сильным. Уж во всяком случае, самым здравомыслящим. Чего это ему стоило, знала, наверное, только она. Сколько раз он появлялся на пороге ее тесной квартирки в Оксфорде, валился в кресло, и, спрятав лицо в ладонях, говорил, говорил без конца – обо всех вместе и о каждом в отдельности. Как Джордж иногда со смехом убеждает его, что на самом деле он Фред. Как гаснут глаза Джинни, когда он приходит домой один, без Гарри. Как мама цепляется за него, когда он оказывается рядом – будто боится, что он тоже сейчас куда-то исчезнет. Как Перси спрашивает его мнения и совета по сущим мелочам, а то вдруг, словно в голове у него что-то переключается, начинает учить жизни с лучшими интонациями секретаря министра. Даже Билл всякий раз, покидая Нору, долго держит его за руку и заглядывает в глаза с таким выражением, что и вслух не надо говорить: ты тут присмотри за ними за всеми. Чарли сбежал к своим драгоценным драконам в Румынию. Артур, ссылаясь на нужды страны и малое количество надежных сотрудников, сутками пропадал в Министерстве.
Он всю жизнь был младшим. Неудачником, даже по меркам Уизли. Уступал всем во всем. Коричневый свитер. Малыш Ронни – снисходительно, если не с издевкой. Бесплатное приложение к блестящим близнецам. К умнице-Перси. Красавчику Биллу. Легендарному ловцу Чарли. А теперь вся слабость, которую он мог себе теперь позволить – прийти к Гермионе, упасть в кресло и говорить, ни слова не надеясь услышать в ответ. Ни утешений, потому что она на них не способна – ее бы саму кто утешил, эгоистка, бесчувственная эгоистка. Ни советов – какое она имела право давать советы? Ни предложений помощи – она сама боялась даже близко подходить к Гарри. И к Джинни. О Джордже и Молли и говорить не приходилось. А если честно, она просто сторонилась всех, кто напоминал ей о бойне под школой, об ужасном годе, проведенном в погоне за хоркруксами, о Лавгуде, об атаке Нагини в Годриковой Лощине и о той, другой атаке, которую они подсмотрели в Визжащей Хижине, о луже крови, скрюченных детских пальцах, последним усилием впившихся в мокрую землю, о запахе горелой плоти в Выручай-комнате… Она бы и Рона сторонилась – но запрещала себе даже думать об этом. Все душевные силы уходили на то, чтобы не оттолкнуть человека, которому не на кого опереться, в то время как на него норовят опереться все. Все, что она могла для него сделать – не вешать на него еще и свои проблемы. Кажется, ему этого оказалось достаточно. В его взгляде было столько благодарности, что хотелось разреветься. Он был благодарен ей просто за то, что она рядом, что ему есть куда прийти, кроме душной Норы и угрюмого дома на площади Гримо.
А она… Она училась. За три года подготовила магистерскую работу по алхимии. Год потратила на попытки сколотить приличную экспериментальную базу. Ничего не получилось – хорошие лаборатории наперечет, в каждой свои порядки и хозяева, не спешащие делить пространство и секреты даже с героями войны. Тем более с героями войны. Тем более с ней, Гермионой Грейнджер, выскочкой-подружкой-Поттера. В глаза все восхищались, выражали уверенность в ее блестящем будущем, но… Только в одной лаборатории ее приняли бы если не с распростертыми объятиями, то вполне терпимо – в лаборатории школы чародейства и волшебства Хогвартс. Но туда Гермиона не поехала бы ни за что. По крайней мере, еще лет десять. Она не могла сказать, почему именно. Ведь ее приглашали – как минимум раз в год на празднование Дня победы. Но Гермиона посетила школу всего лишь раз – в очередную годовщину смерти Альбуса Дамблдора.
Но дело было не только в том, что сами эти места вызывали у нее содрогание. Для людей, оставшихся в школе, для самих хогвартских стен она навсегда останется студенткой. Патлатой большезубой девчонкой с вечно поднятой рукой и горящими глазами. Которой больше нет. А они этого не замечают. Для своих родителей мы навсегда остаемся детьми. Для своих учителей – учениками. Значит, и от тех, и от других надо вовремя уйти. Надо быть Снейпом, чтобы вернуться преподавать в собственную школу и заставить своих бывших учителей воспринимать тебя всерьез… Нет. Она не будет думать о Снейпе. Только не сегодня. И не завтра. И вообще никогда.
Гермиона не знала, сколько простояла на кухне у открытого шкафчика, забыв о кофе. Четыре года прошло с тех пор, как она не вышла замуж за Рона. Четыре года…
Телефонный звонок оказался настоящим спасением. Тем более что звонил Пол.
– Миона! Немедленно поставь, положи, убери подальше все, что у тебя в руках!
– Привет, Пол.
Ни малейшей растерянности.
– Теперь сядь.
– Я крепко держусь на ногах.
– Ладно, я тебя предупредил. Когда положишь трубку, оденешься во все самое нарядное – причем чем меньше на тебе будет, тем лучше, – и мчишься в контору. Инструкции ясны?
– Инструкции – да. Все остальное – нет.
– А еще говорят, что ты умная… Девчонка, через час у нас должна состояться встреча с нашим Великим Шефом. По вопросу, интересующему нас обоих уже полгода. Половину слова «да» я из него уже выдавил. Так что с тебя… Ладно, разберемся на месте. Все бросай и мчись.
– Ты сказал – через час?
– Я сказал именно это.
– Тогда к чему такая спешка?
– О, женщины, вам имя – опозданье… – проворчала трубка и отключилась.
Гермиона с улыбкой отправила трубку на базу. Пол, конечно, не знал, что путь от дома до конторы не займет у нее и 30 секунд.
Источник