Учительница с ребенком с синдромом дауна
Филиппинка с синдромом Дауна пошла наперекор прогнозам врачей и стала школьной учительницей. Диагноз не помешал ей окончить университет и получить звание чемпиона ЮНЕСКО. Теперь она сама учит психологов их работе.
Брина Максино с Филиппин – не совсем обычная девушка. Она родилась с особенностями в умственном развитии. Когда девочке было девять лет, психологи сообщили её родителям, что из-за синдрома Дауна у их дочери очень низкий уровень интеллекта. Никто не пророчил ей успешное будущее.
Кто бы мог подумать, что спустя несколько лет эта девушка успешно окончит школу, получит степень бакалавра в области истории и искусств и станет активно участвовать в образовании детей с ограниченными возможностями? А она это сделала и поделилась своей историей с CNN.
Брина Максино в мантии выпускницы
В 2020 году Брина работает помощником учителя дошкольного образования и носит звание чемпиона ЮНЕСКО по интеграции образования.
Лично я уже не думаю о том, что сказал мне тот психолог. Меня больше волнует, что дети с ограниченными возможностями не раскрывают свой потенциал, потому что кто-то однажды сказал им, что они не могут.
Девушка обеспокоена тем, что дети и молодежь с особыми потребностями даже в 2020 году, в век толерантности, остаются изолированными от общества. По «Глобальному отчёту ЮНЕСКО мониторинга образования за 2020 год» у детей с задержкой в развитии в 2,5 раза повышается риск вообще не посещать школу в течение всей жизни.
Почти половина из всех детей с синдромом Дауна не посещала школу до пандемии. А после ситуация стала ещё сложнее.
Ни одна страна не была подготовлена к COVID-19, но я чувствую, что можно было бы сделать больше для защиты детей, которые и без того были изолированы от общества.
Так как детям с особенностями развития сложнее обучаться дистанционно (они постоянно отвлекаются), Брине как педагогу пришлось обучаться методам преподавания в Zoom и Skype. Девушка нашла способ сделать уроки интересными для всех – с помощью песен и танцев.
Также Брина уверена, что современной системе образования необходимы преподаватели с особыми потребностями.
Необходимо больше учителей с особыми потребностями, таких как я. Чтобы они были примером для подражания и снижали уровень дискриминации особых людей.
Девушка убеждена, что в современных школах дети с особыми потребностями не должны восприниматься как неудобство. Наоборот, это должно поощряться.
Моим родителям пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы меня зачислили в мою обычную школу на Филиппинах.
Для всех, кто сомневается в своих силах и способностях своих детей, у Брины есть совет.
В самом начале у меня был выбор: смириться с несправедливостью или отстаивать свои права. Те проблемы, с которыми я столкнулась как человек с особыми потребностями, сделали меня сильнее. Что более важно, они дали мне силы помогать таким же, как я, и получать то, на что у нас есть право, – качественное образование.
Несмотря на то что проблема дискриминации особенных людей остается острой, крупные компании поддерживают детей с задержкой развития. Например, австралийская сеть магазинов игрушек Kmart довела молодую маму до слёз эксклюзивной коллекцией кукол. Они были копией её сына.
Заболевания, вызывающие задержки в развитии, не помеха для того, чтобы жить, творить и заниматься, чем нравится. Пожилая балерина, несмотря на болезнь Альцгеймера, смогла вспомнить и повторить свой танцевальный номер, пусть и в инвалидном кресле.
Источник
Моя приемная дочь Марина на инвалидности и поэтому мы почти десяток лет ходили в реабилитационный центр для детей и подростков. Оттуда у меня богатейший материал для размышлений, несчитанное количество впечатлений.
Если честно, я Маринку считаю ненастоящим инвалидом, насмотревшись.
В центре очень много детей с синдромом Дауна. Еще больше с аутизмом. Это большое испытание для семьи и не все его проходят без потерь. Для собственного психического здоровья.
Роман Абрамович самый предприимчивый и богатый сирота России
Пока дети с синдромом маленькие, они почти не отличаются от здоровых детей.
Отличаются только внешностью. Вот и Наталка с синдромом также показывала где у куклы нос и глазки. Говорила первые слова, даже пошла в одно время с остальными детьми.
У Наташи не тяжелая форма синдрома Дауна. В том смысле, что бывает неговорящие совсем ребятки. Больные напрочь: то сердце, то желчный, то эндокринная система требует лечения.
У Наташеньки появилась речь рано и достаточно чистая, некоторые здоровые начинают говорить позже. Ее мама занималась с ней неистово, одержимо. Без отдыха. Не жалея ни себя, ни ребенка. И то, что Ната хорошо говорила, считала закономерным результатом.
У нее был еще сын, взрослый и здоровый. Дочку родила в 34 года, за все время беременности никто не намекнул даже, что что-то не так. О синдроме узнала в родильном зале.
Окрыленная успехом, мать отдала девочку в частную школу.
Общеобразовательную. Занимались до черных мушек перед глазами.
Еще возила ее на танцы, на фортепиано, в бассейн и на гимнастику.
Трудно стало в 6 классе. Чтобы выучить параграф по географии, требовалось два дня. И шлепками, и криками, но заставляла. На следующий день Натка все забывала, ответить не могла.
Пригласила несколько репетиторов. Математика, география, информатика. Толку было ноль.
Мать была в отчаянье: ну как? Дочь была такой же, как все!
В частной школе стали намекать, а потом директор озвучил прямо: девочка не тянет, ей надо в школу 8 вида. Мать обиделась, была не согласна, забрала ее и устроила индивидуально в обычную школу.
За эти годы я слышала от Наташиной родительницы несколько вариантов ее будущего:
Натка поступит в музыкальное училище.
Либо на учителя начальных классов.
Либо на отделение “Туризм” в местном колледже.
Репетиторы ходили, муж кряхтел все оплачивать. Но деньги давал, он видимо, свою жену знал лучше.
Средств истрачено на развитие и учебу ребенка с синдромом Дауна просто страшное количество. Исчисляется миллионами рублей.
Все кончилось в 9 классе. Индивидуальщики ежегодно получают документ для домашнего обучения. В 9 классе психиатр написала, а школа увидела, что у ученицы легкая умственная отсталость.
Судьба Хоупа, которого волонтер нашла в Нигерии.
Ее перевели на адаптированную программу 8 вида. Значит, ОГЭ ей сдавать не надо, аттестат не выдается.
Мать воевала. Мать шла грудью на врача: вы лишили человека образования и аттестата. Ей возражали. Наташины знания на уровне 4 класса и аттестаты таким не положены.
У женщины стало плохо с головой, она попала на лечение в психбольницу. Видимо, нездоровье давно тлело в процессе борьбы.
Она не смогла принять истинное положение дел. В составе синдрома есть всегда умственная отсталость. И хорошо, если легкая.
Мне кажется, что психологи должны работать с матерями, прежде всего. В тех же реабцентрах. А вы как думаете?
Источник
История с переизданием школьного фотоальбома из-за того, что в нем оказалась фотография особенного ребенка, получила продолжение. Родители считают, что у учителя нет права приводить ребенка на занятия.
Родители учеников московской школы, где классная руководительница приводила на уроки свою 7-летнюю дочку с синдромом Дауна, не только не отказались от школьного фотоальбома, куда попала фотография особенной девочки и попросили напечатать его заново, но и добились того, что дочери учительницы запретили приходить в класс.
История об учительнице Марине Валерьевне и ее дочке Маше стала хитом социальных сетей и онлайн-медиа во вторник 20 октября, когда мать одной из учениц того класса, о котором идет речь, Ольга Синяева, опубликовала полный возмущения пост на своем аккаунте в Facebook.
«Маша практически живет в этом классе, пытается общаться, всех обнимает, она беззлобна и беззащитна, но дети от нее шарахаются, как черт от ландана. «Это ненормально, что ее ребенок остается на уроках! Это ее проблемы, пусть сама решает!» — говорит одна одноклассница, повторяя интонацию взрослых», — писала Ольга.
В итоге, когда вышел школьный альбом, где среди фотографий одноклассников-десятилеток оказалось и лицо Маши, родители потребовали переиздать его, убрав оттуда лишнего ребенка.
Возмущению общественности не было предела. Пост был скопирован 2600 раз и собрал больше 4500 лайков в Facebook. На историю обратили внимание десятки изданий: кроме Medialeaks о ней написали “Сноб”, The Village, “Такие дела”, Znak.com и другие, сюжет о ней выпустили несколько телеканалов, включая “Москву 24”.
Реакция комментаторов была однозначной: родители и дети в классе Марины Валерьевны проявили бесчеловечность. Самым частым был вопрос: “Как такое возможно?” Чаще всего отношение родителей к девочке и учительнице в сети называли “фашизм”. Блог “Лентач” проиллюстрировал публикацию так:
Некоторые, впрочем, вступились за родителей. Эту точку зрения хорошо сформулировал известный оппозиционный блогер Олег Козырев.
“Моя дочь, когда была маленькой, тоже часто была на встречах класса сына. Это понятно, что все приводят родители с собой и младших сестер-братьев их детей. Но нам и в голову не пришло ставить фото нашей дочки в школьный фотоальбом класса сына. Это же очевидно. Так что прежде, чем начнется травля родителей за то, что они по мнению всех травят девочку с синдромом Дауна, мне лично хотелось бы разобраться”.
В итоге разобрался LifeNews. Журналисты канала поговорили с родителями, директором школы и, наконец, с самой Мариной Валерьевной. В итоге ситуация уже не выглядит столь однозначной, как вначале.
Ситуация накалялась давно: школьники, по словам одного из родителей, постоянно жаловались на то, что девочка не слушается никого, в том числе и свою мать, “обижает ребят”. При этом администрация школы самоустранилась из конфликта, заявив, что, если родителей не устраивает Марина Валерьевна, они могут сами найти себе другого педагога.
“Работа администрации не была проведена. Не было разъяснено детям, как себя вести и что делать. Маша начала хулиганить в классе, обижать девочек, выдирать волосы, толкать в столовой. Я пошла к директору с просьбой решить этот вопрос: почему наши дети учатся с ребёнком семи лет?” – рассказала мама одного из учеников Анастасия Артемова.
По ее словам, поскольку учительница все время отвлекалась во время урока на свою дочь, которая “встает, ложится на пол, ходит по классу, разговаривает, стучит во время уроков”, дети стали отставать по программе. Директор школы Денис Бахарев при этом отрицает, что вообще есть какой-то конфликт между родителями и учительницей.
История с фотоальбомом объяснилась так: фотограф поместил фото Маши туда по ошибке, не разобравшись, что она не является одной из учениц. Родители мотивируют необходимость перепечатать фотографии тем, что Маша – не ученица, да и появилась в школе совсем недавно: ее мать работает в школе только с этого учебного года.
В интервью LifeNews сама Марина Валерьевна рассказала, что это не первая ситуация, когда ей придется расстаться с классом. То же самое случилось и на предыдущем месте работы, в частной православной школе.
“Мне пришлось оттуда уйти. Получилось так, что мне пришлось Машу брать с собой, и было сказано директором: «Марина Валерьевна, решайте что-то с Машей, нас это не устраивает». Это фраза директора была. Очень верующего и православного, который нам очень много помогал. Что случилось, до сих пор понять не могу. Если уж православные люди так поступают по отношению ко мне и моему ребенку, то что уж говорить о простых людях”, – говорит учительница.
Сейчас она взяла больничный и пока что не ходит на работу: няня, которая сидела с Машей раньше, заболела, и дочку просто не с кем оставить. На последнем родительском собрании администрация школы заверила родителей, которые решили идти на крайние меры, что Маша больше в классе не появится.
Маша. Фото: “Сноб”
Источник
Тайные встречи с родителями и договоренности со столовой, агрессия детей и их же взаимовыручка, устройство вулкана и первые буквы в прописях… Коррекционный педагог Татьяна Соболева рассказала «Правмиру» об инклюзии на практике, рабочих буднях учителя начальной школы и том, почему «особым» детям важно жить активной и насыщенной жизнью.
Петрозаводск, район Перевалка. Далеко не центр города – вокруг деревянные домики, не все еще переехали в благоустроенные квартиры. Чуть в отдалении – общеобразовательная школа № 20. Обычное здание районной школы, обычный оглушительный шум на перемене, о модном слове «инклюзия» напоминает разве что пандус.
588 детей, 28 учебных классов.
Примерно половина детей – «с диагнозом».
Татьяна Анатольевна встречает меня у входа, и мы поднимаемся к ней в класс. На полочках стоят пластилиновые фигурки и большие конструкции из папье-маше. На стене – яркие плетеные шары-планеты с подписями-названиями. В третьем коррекционном классе учатся около десяти учеников. Те, что с ЗПР, считаются относительно «легкими». Недавно добавились «тяжелые» дети с синдромом Дауна и туберозным склерозом (один из пяти случаев на всю Карелию).
– До этого вы работали с детьми с синдромом Дауна?
– Нет, это мой первый опыт. Знаете, что я сделала в первую очередь, когда узнала, что в класс придет такой ребенок? Я стала изучать, что такое синдром Дауна, читать про него, что да как, в энциклопедиях, в интернете.
Сначала было очень тяжело, очень. Ребенок был совсем невменяемым, он не отличал, когда у нас урок, когда перемена, не мог сам одеваться, застегнуть молнию, сходить в туалет, не шел на контакт, кричал, соглашался есть только котлету с пюре, всё остальное разливал, разбрасывал.
Ну, что делать, я договорилась со столовой, чтобы ему давали только котлеты с пюре. Успокаивала его, объясняла, обнимала. Потихоньку он стал привыкать, реагировать по-другому, стал спокойнее. Мы везде ходим всем классом, дружно, и он обязательно ходит со всеми – и на концерты, и в библиотеки. Дети его приняли.
Иногда взрослые удивлялись, как мне не противно. У него же сопли, слюни могли быть. А что здесь противного? Я же понимаю, что это ребенок, что он такой, не может сам вытереть сопли, ну текут они у него, и что?
Мне ни противно не было, ни неприятно, это же просто больной ребенок. Что-то я интуитивно делала, конечно, но и читала много, и методологию, и опыт других учителей, в других странах. Иначе нельзя, на одной интуиции столько ошибок можно наделать, погубить совсем человека.
– Как родители остальных детей приняли новеньких? Легко было?
– Я устраивала тайные собрания. Когда узнала, что к нам в класс придут необычные дети, поняла, что надо договариваться. Вы знаете, я вспомнила все слова, какие знала.
Я объясняла, что такое синдром Дауна, что от него никто не застрахован. У меня же все родители молодые, у них могут еще быть дети. И я говорила, что это не наказание, не вина родителей, что у самых замечательных и здоровых мамы и папы могут родиться дети с диагнозами.
И, вы знаете, они поняли, услышали меня. Они по-настоящему приняли новеньких детей, и взрослые, и дети, нашли место в своих сердцах. Такие молодцы! Я ведь каждое первое сентября начинаю с благодарностей.
Говорю о том, какие они замечательные, наши родители, какие они мудрые. О том, как это важно, что они так принимают детей.
Я их приучила всех к тому, что буду обращаться к ним уважительно, только по имени-отчеству. Они после садиков ко мне пришли, там их, видимо, всех на «ты» называли. И они тоже мой стиль взяли, приняли его, звонят вечером, говорят: «Татьяна Анатольевна, это Елена Владимировна». Уважение друг к другу – вот в чем секрет нашего взаимопонимания.
– У каждого ученика свой уровень и темп развития. Как вы справляетесь? Подтягиваете слабых до сильных? Или наоборот, тормозите?
– Я же всех их знаю, поэтому представляю, кто на что способен. Мы делаем какой-то общий минимум все вместе. На уроках труда мы все вместе лепим из пластилина, делаем папье-маше. Я так все три года с ними на задней парте и просидела, тоже лепила.
И с учителем информатики мы договорились, что все будем учиться. Конечно, кто-то просто клавиши нажимает, ищет, где знакомые буквы, или начинает понимать хотя бы – где клавиатура, а где компьютер. Другие, кто посильнее, уже в интернете что-то смотрят, учатся. И ходят гордые, что у них есть информатика.
Географию мы изучаем так: у каждого своя папочка, там мы и устройство вулкана рисуем, и гербарии делаем, и реки, океаны на карте отмечаем.
По математике проходим простые задачи, те, которые понятны каждому. Некоторым детям я даю более сложные задачи на эту же тему. Сейчас мы будем проходить задачи на движение. Кто-то самые простые поймет, кто-то – более сложные, но все они будут про движение, и общую суть точно все уловят.
У нас в стране нет специального учебного плана для детей с ЗПР, программы, под них подстроенной, нет. Считается, что они должны просто дойти до «нормы», до обычных детей. Вот как хочешь, так и доводи до этой нормы. И никого не интересует, что он может, а что нет.
Поэтому я иду своим путем, что-то даю в большем объеме, что-то меняю местами, заменяю на упрощенный вариант. А как еще быть? Иначе ничего не получится, не справятся они с этой программой для «нормы». Не ставить же всё время двойки за неуспеваемость? Не могу же я им сказать: «вы ничего не понимаете, ничего не умеете». Нельзя так.
– Вы прямо как эквилибрист.
– Да, точно. Похоже на эквилибристику – раздать всем задания так, чтобы все работали, но каждый по своим способностям, на своем уровне. Чтобы детям было интересно, и они видели, что у них что-то получается. Это очень важно – знать, что ты многое можешь.
Я провожу много конкурсов, вручаю дипломы. Вчера мы закончили читать «Щелкунчика», завтра проведу на эту тему конкурс. Опять все дети с дипломами уйдут (смеется). Я же прекрасно знаю, кто с чем может справиться. Одному дам задание историю пересказать, а потом вручаю диплом «Лучший рассказчик». Другому задам вопрос, на который он точно ответит. И они у меня довольные будут, что со всем справились, всё смогли.
У нас все тут хорошисты и отличники!
Татьяна Анатольевна достает папку с фотографиями класса. Вот дети на концерте, а вот – в библиотеке. Фотографий много, за три года накопились.
– Вы сами всё организовываете?
– Конечно! Всё сама: после уроков встаю и иду с ними (смеется). Выводила за руку на все экскурсии. Мы обязательно раз в неделю ходим в библиотеку. Туда надо на троллейбусе ехать, но это ничего, потихоньку добираемся.
На той неделе были метели, а мы собираемся после занятий на улицу. У меня спрашивают: «Вы куда? Погода-то какая!» «Ничего, – говорю, – прошагаем!»
Обязательно ходим в музеи, в национальные парки, в Водлозеро ездили. В Петербург раз в год выбираемся. Были в Зоологическом музее, в Океанариуме. В декабре ездили в Эрмитаж. Я перед поездкой готовилась, читала, вспоминала, где что висит.
Вы знаете, сама удивляюсь, откуда в моих детях столько энергии? После ночи в поезде, после прогулки, другой класс уже с ног валится, а мы несемся по залам. Я заранее продумала, что точно надо им показать.
Так, знаете, немного совсем, в одном зале, да в другом, ну без чего уж совсем никак нельзя. А как же?
– А потом, Татьяна Анатольевна? Что будет с ними потом, после начальной школы, с другой учительницей?
– Меня все об этом спрашивают. А я просто не знаю, что потом. Нет у меня ответа. Конечно, никто так с ними не будет дальше заниматься, ни времени, ни возможности у учителей нет.
Насчет двоих детей я договорилась с родителями, они перешли в специализированную школу. Это моя маленькая победа! Как же я убеждала родителей, как много с ними говорила, им нелегко было это принять, признать, что ребенка надо переводить, что в обычном классе он не сможет. Я говорила, говорила, давала время подумать, потом снова говорила, что ребенку лучше будет, что обычную школу он не потянет, а в своей среде сможет себя воплощать, ему будет легче, он не будет травмирован. И вы знаете, родители сумели это понять, принять, хоть и тяжело им это далось.
Особенно родители одной девочки переживали. Они люди состоятельные, известные в городе, им нелегко было признать, что их ребенок должен учиться в спецшколе. Но они нашли в себе силы пойти на это, а потом звонили мне, благодарили, что смогла их убедить.
Остальным родителям я тоже говорю: «Вы подумайте, может быть, лучше оставить всё, как есть?» Все записи медицинские, все решения. Конечно, сейчас многим из них могут записать «норму», сдадут они эти тесты. Но мы же с родителями понимаем, что это на самом деле совсем не норма, что детям нужны специальные программы, что обычную школьную программу они не потянут, им будет тяжело.
Речь идет о ПМПК, психолого-медико-педагогической комиссии, которая проводит комплексную диагностику ребенка с ЗПР, его способностей и состояния здоровья. В состав ПМПК входят психолог, невролог, логопед, педагог-дефектолог, словом, целый круг специалистов, которые в итоге должны вынести свой вердикт: способен ли ребенок обучаться в обычной школе, или его следует направить в коррекционную. Какая учебная программа ему подойдет (общеобразовательная, надомная с посещением учителя).
Официально решение комиссии носит рекомендательный характер, но часто воспринимается как приговор, обжаловать который можно только в вышестоящих комиссиях, городских или областных.
Ну, посмотрим, пусть будет, как будет. Что могла, я им дала, сколько могла, вложила. Уже есть прививка и культурой, и знаниями, и походами нашими. Они у меня привыкли жить насыщенной, активной жизнью.
В это время звенит звонок, и скоро в класс прибегают ребята. Следующий урок – физкультура, надо быстро переодеться и бежать дальше. Одного мальчика Татьяна Анатольевна оставляет в классе, он себя неважно чувствует. На следующий урок мы остаемся в кабинете втроем. Мальчишка выполняет задания, что-то потихоньку чертит, а мы продолжаем разговор.
– Всё успеваете на уроках объяснить?
– Конечно, нет. (Переходит на шепот, чтобы мальчик не услышал.) Они ведь все сложные у меня, все тяжелые. Есть мальчик один, метеозависимый. Он очень чутко на погоду реагирует. Надо всегда внимательно следить, как только первые признаки начинаются, я его сразу хватаю в охапку, уношу в коридор, держу там, успокаиваю. Он очень агрессивный становится, кричит. Ну что поделаешь, такой ребенок. Маме его звоню сразу, чтобы забирала домой.
Конечно, как тут всё успеешь за один урок объяснить. Думала-думала, как выкрутиться, и придумала. Долги! Они у меня все теперь сдают долги после занятий. Я же не могу им сказать, что вы ничего не поняли, что у вас не получается. Они у меня все способные, все хорошисты. И вот придумала, что после уроков все сдаем долги, у кого есть. Так я им еще раз всё объясняю.
Подходят ко мне: «Татьяна Анатольевна, у меня есть долги?» Я смотрю с умным видом в свой журнал, да, говорю, есть, вот девятнадцатый у тебя не доделан. Он и не знает, что там за девятнадцатый у него не доделан, а я заново всё еще раз объясняю, разбираю. Вот, говорю, теперь всё, без долгов, всё сдано. Сейчас я вам один набор покажу, мы по нему занимаемся.
Уходит к шкафу, достает коробку, приносит, показывает. Читаю, что на ней написано: «Нумикон».
Нумикон – методика и набор наглядного материала, разработанный в Великобритании в 1960-х годах для занятий арифметикой с детьми с синдромом Дауна. Цифры в нём представлены формами-шаблонами разных цветов. Детям проще их запоминать и затем ассоциировать с цифрами, чтобы производить математические вычисления.
– Эту программу разработали в Великобритании специально для детей с синдромом Дауна, чтобы их арифметике учить. Мне никто не мог сначала объяснить, как им пользоваться, его и в нашем отделении «Даунсайд ап» не было. Одна родительница из Москвы привезла.
Ну что делать, села сама разбираться. Английский немного знаю, где-то словарь помог. Стала читать про «Нумикон», искать информацию на сайтах британских. Одним словом, я выучилась и стала детям своим показывать. Сначала мы их просто трогали, изучали. Я за ручку каждого брала, пальчиками проводила: «Вот, смотри, вот такая фигурка» чтобы подержали в руке, познакомились. Затем по цветам запоминали, у них цифры с цветами ассоциировались, потом уже с символами. Вот здесь дырочки, видите, удобно на палец надевать, удобно считать, а потом, смотрите, вот прибавить один, фигурки складываются, одна под другую подходит, вот отнять.
И они стали считать! Они все у меня стали считать!
Мы теперь так лихо всё считаем, до сотен дошли! Два года так занимались. Потом приехали в город специалисты, из института усовершенствования, стали показывать, как с этим набором работать. Меня туда тоже отправили обучаться, я говорю: «Да я уже разобралась». Дала открытый урок, показала. Удивились очень, подтвердили, что действительно всё верно делаю. Выдали мне международный сертификат, я теперь тоже могу других обучать, как с ним заниматься.
– Покажете медаль?
(Хитро улыбается. Не спроси я, вряд ли она бы ее достала сама).
– Покажу. Вот она.
Медаль за первое место на общероссийском конкурсе профессионального мастерства педагогов «Мой лучший урок». Коррекционных педагогов было всего двое. Отправить свой урок на конкурс Татьяну Анатольевну еле-еле уговорила директор школы. Собственно, эта медаль и стала поводом для нашего знакомства.
Конечно, это заслуженное признание и повод для гордости: медаль в коробочке, диплом. Но даже не будь медали у Татьяны Анатольевны, родители всё равно ждали бы лишний год, чтобы их ребенок попал именно к ней в класс.
– Как у вас сил на всё хватает?
– Да я с детства такая, у меня энергии ворох! (смеется). Хотя бывает, конечно, замотаюсь, напишу им пример, а они меня поправляют: «Татьяна Анатольевна, – говорят, – здесь же не делится!»
Смотрю, что написала. «Конечно, – говорю, – не делится, тут уже ничего не делится. Хорошо, что поправили. Татьяна Анатольевна ведь тоже человек!»
Источник