Стокгольмский синдром стих джио россо

Стокгольмский синдром стих джио россо thumbnail

Я не буду требовать от тебя верности, преданности. Не спрошу, из какой темноты ты приходишь ко мне по ночам.
Почему твои руки холодные, губы обветренны — мне нельзя придираться к таким мелочам.
Я не буду пытаться тебя удерживать, спрячу страх за улыбку, и пусть он остался в глазах.
И в порыве по детски отчаянной смелости, поцелуй я оставлю на теплых от солнца плечах.
Мне не страшно когда за тобой закрываются двери, боль приходит чуть позже, когда догорает рассвет.
Я боюсь просыпаться в пуст…

Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы
ты
не родилась.

Даже если бы
ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,

Запомни меня таким, как сейчас
Беспечным и молодым,
В рубашке, повисшей на острых плечах,
Пускающим в небо дым.
Неспящим, растрепанным, верящим в Джа,
Гуляющим босиком,
Не в такт напевающим регги и джаз,
Курящим гашиш тайком.
В разорванных джинсах, с разбитой губой,
С ромашками в волосах,
Глотающим жадно плохой алкоголь,
Пускающим пыль в глаза.
Нагим заходящим в ночной океан,
Пугающим криком птиц,

Моя любовь умеет убивать.

Прости, что не сказал об этом раньше.

Когда вжимал в скрипучую кровать

и целовал покусанные пальцы.

Моя любовь тягучая, как мёд,

и сладкая, и горькая, и злая.

Она тебя когда-нибудь убьет,

Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль.

Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот.

Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?

cегодня в полночь на перекрестке,
где Веге встретился Альтаир,
я буду ждать тебя. Целый космос,
дрожит и тонет в моей любви.
дай угадаю — ты будешь в белом,
в руках — букет полевых цветов.
ты будешь нежной, смешной и смелой,
и пахнуть вишнями и весной.
мы зашагаем с тобой по звездам,
сминая пятками млечный путь.
и горько-сладкий подлунный воздух
нас поцелует в гортань и грудь.
и будут мимо лететь кометы,
хвостами вмиг разрезая тьму.

Босыми ногами идет по песку, по пыльной дороге шагает Весна. Касаясь ладонью очерченных скул, улыбка — наживка, улыбка — блесна. А в косах ее запуталась медь, веснушки узором на острых плечах. И можно тихонько, украдкой смотреть, как пляшет она в раскаленных лучах. Как солнце целует ее белый лоб, венок из ромашек качается в такт. Как к стопам нагим мягко льнет василёк, а голеней тонких касается мак. И алый румянец на выступах щёк подобен по цвету небесной заре. Под пение птичье и шепот ручьев, В…

Ты пальцем стираешь с окна тонкий лёд, мечтая о скором приходе весны. Под камень лежачий вода не течёт, но спину не выпрямить — стены тесны. Захочешь подняться и лоб расшибёшь, да теменем ты подопрёшь потолок. Здесь снег круглый год, но куда тут уйдёшь, когда все дороги вокруг замело? Остыли сердца, батареи и чай, от холода трудно и хрипло дышать. И пальцы немеют, и зубы стучат, маячит пятном в полумраке кровать. ”Тик-так” – произносят часы на стене, пугая тебя до покошенных ног. Когда же зако…

…Я обменял спокойный сон на невесомый поцелуй. Пока ты в комнате со мной — целуй меня, целуй, целуй…
Целуй меня, пока темно, пока зашторено окно, под звуки старого кино, под всепрощающей Луной. Когда на нас глазеет Мир, в троллейбусах, такси, метро, под осуждением людским, под брань старушек, гул ветров. Под визг клаксонов, вой сирен, под грохот скорых поездов, прижав ладонь к дорожкам вен, не позволяя сделать вдох, к моим обветренным губам прильнув и затопив собой. Пускай в висках гремит т…

Мой друг, одинокий и странный парень, рожденный в руках сентября, цветные тату прячет под рукавами, под темными стеклами — взгляд. Он дальний потомок индейцев апачи, вихрастый и юный зверь. Похож на котов, горделиво-бродячих, на брошенных всех детей. В его рюкзаке ты отыщешь конфеты, блокнот на полсотни страниц. Он верный хранитель чужих секретов, не помнящий чисел и лиц.

Он тянет меня — то взобраться на гору, то вдруг — покорить океан. Да только нельзя отпроситься с работы, аврал и не выполн…

смотри, какая здесь темнота — луна под бархатным колпаком. скривив невесело угол рта, умело травишься табаком. вокруг отличнейший антураж: промозглый ветер, противный дождь. и кожа щёк до того бела, что мнится, тронешь — как лист прорвёшь. давай, соври, что ты камень, сталь, что ты не сломлен, не слаб сейчас. и что не липнет к тебе печаль, как к материнской груди дитя. за ворот свитера льёт вода, стекает прямо на теплый бок, а в пальцах, что холоднее льда, трясётся спичечный коробок. и где-то та…

Не важно, как ее звали,
важнее, что я из стали,
она — из пастилы.

важней, что она красива,
и пахнет цветущей сливой,
но жгучая, как крапива,
и легкая, как туман.

и это победа Пирра,
когда я теряю силы,
целуя ее курсивом
и веря в ее обман.

Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери.
Лучше оставь его в бабушкином сундуке,
или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,
что ты несешь за плечами, его не храни,
слишком тяжелый камень, моя Мари.

Читайте также:  Познавательное развитие ребенка с синдром дауна

Прошлое — это как детство, скажи прощай,
изредка воскресеньями навещай.
Но никогда в глаза ему не гляди,
прошлое — это зараза, моя Мари.
Белый осколок чашки, причуда, пыль,
и на земле лежащий сухой ковыль.

Он сорокаградусный, горький, с перцем и пряностями.
У меня от него похмелье, мигрени и приступы ярости.
Он прилетел с Юпитера, хрупкий, простуженно-рваный,
Вышиб ногой сердце, опустился на край пережженного пеплом дивана.
У него пальцы — нервные, тонкие. Ссадины, пластыри. Смеется громко.
Я ненавижу его, завишу, у меня от него ломка.
Он стал моим адом, персональным дьяволом. Мы перемешаны, перешиты, связаны.
Господи, помоги мне сдержать себя, не задушить его и не напоить ядом.
Он же будет рад, если я из-за него сяду.
Я называю его сволочью, ублюдком и гадом. И как наученный пес выполняю команду ”рядом”.
Он улыбается — это любовь, — посылаю к чертям и лешему.
Я убью его, а самa повешусь.

Но когда он приходит домой избитый и пьяный,

Мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. Ты держалась курса, я метил в цель. В промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. Кавардак, сумятица, ерунда;
ничего о нежности,
ни-ко-гда.

Это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. Не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. Знать привычки тела, но не души, нет обета верности — нет и лжи. Не учить, не строить, не приручать. Проходит…

Бесцельно,
безжалостно,
как в кино.
Ты мой Стокгольмский синдром.
Захлопни глаза и зашторь окно,
спали этот чертов дом.

Держи меня в клетке,
корми с руки
и хлестко бей по щекам.
Мы разной породы, а значит — враги,
кто жертва — не знаю сам.

Выпито лето одним глотком.
Август. Последний день.
Руки, испачканные песком,
к рыжим лучам воздень.

Солнце исследует языком
контур твоих ключиц.
Я наблюдаю за ним тайком,
не преступив границ.

Воздух вибрирует от жары,
слышится тихий вздох:
не нарушая баланс игры
летний уходит бог.

Привет, молодые и глупые, смешные, босые и пьяные. Идущие стаями, группами, и те одиночки упрямые, что мечутся между высотками, скрывают глаза капюшонами, пытаются быть беззаботными, но курят ночами бессонными. Привет, дети солнца и воздуха, потомки известных мечтателей, рожденные вспышками космоса, в утробе галактики-матери. Беспечные, хрупкие, колкие, с щеками, от холода красными, с забитыми книжными полками, с глазами тревожно-опасными.
Привет, я пишу из столетия, где дальние тропы исхожены,…

Он раздевает ее с какой-то глухой тоской,
будто бы жажда его — это его проклятие.
Будто бы преступление — видеть ее нагой,
Богом судимо больное желание взять ее.

А она говорит: ”мне холодно, холодно, холодно!
Что ж ты трясешься, как будто меня боясь?”
И запрокидывает свою медно-рыжую голову,
страшно и зло, почти сатанински смеясь.

Ему кажется, будто он погружается в лаву,
будто плавятся кости, мускулы и хрящи.
И церковное золото, коим он был оправлен,
под руками ее ломается и тр…

Кладбище кораблей

Там, где сила воды встречается с силой земли, и над лбом океана восходит небесный пожар, там лежат на песке погибшие корабли, их большие бока день за днем поедает ржа. Там летают над волнами чайка и альбатрос, и горячее солнце тянет к воде лучи, обжигая вонзенный в песок корабельный нос, а вода в океане вибрирует и урчит. Там спокойно и тихо, и мягко поет прибой. И как будто огромные туши мёртвых китов, там лежат корабли, что уже не придут домой, вспоминая давно покинутых моряков.

Они снятся…

Источник

━━━━━━༻ ♡ ༺━━━━━━

┊         ┊       ┊   ┊    ┊        ┊       ┊         ⊹

┊ ⋆。   ┊       ┊   ┊    ┊        ┊      ⋆。˚. ੈ

┊         ┊ ⋆。 ┊   ┊   ˚✩ ⋆。˚ ✩

┊         ┊       ┊   ✫

┊         ┊       ☪⋆                                      ⋆✩

┊ ⊹     ┊                     ⋆。˚. ੈ

✯ ⋆      ┊ . ˚                                   ⊹

˚✩

Бесцельно,

Я на коленях не потому, что я всегда на коленях, а потому что это ты. А ты действительно особенный для меня. И пока это остается так, о боже, клянусь, я продолжу стоять на коленях.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

безжалостно,

Пусть мои ноги сотрутся, пусть я состарюсь, пусть я умру от голода или холода — я просто хочу стоять на коленях перед тобой и… любить тебя.

как в кино.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Подойди ближе, опустись вниз, сними ленту с моих глаз, чтобы я могла видеть тебя. Я готова умолять, даже, если оно тебе не нужно. Потому что нужно мне. Потому что нужен ты. Потому что это ты.

Ты мой Стокгольмский синдром.

Я знаю, что ты тоже чувствуешь это. Ведь ты не можешь не чувствовать. Ведь ты не как все остальные, потому что не пользуешься. Ведь не пользуешься же? Нет, конечно нет. Я точно знаю, что ты любишь.

Захлопни глаза и зашторь окно,

Твоя любовь не похожа на обычную. Ты не говоришь словами, потому что язык всегда гнилой. Ты рассказывал мне это своими глазами, руками, пальцами. Ты рассказываешь мне это шрамами.

Читайте также:  Факторы вызывающие синдром эмоционального выгорания

спали этот чертов дом.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Язык человечества сгнил, потому что все мы врем. А ты не хочешь гнить. Ты не хочешь быть похожим на людей и потому ты не говоришь. Смеюсь, вдыхаю глубоко и неровно. Я чувствую нож в твоей руке.

Держи меня в клетке,

Он всегда отличается от твоего тела и я научилась его узнавать. В абсолютной тишине, без лязга металла или другим характерным отличиям. Боже упаси, зачем! Нож — это продолжение твоего тела. Он такой же теплый, такой же нежный, такой же аккуратный.

корми с руки

Ты проводишь самым кончиком по коже живота, но я ощущаю это невыносимо остро. Тысячи и тысячи мурашек бегут по телу, рукам и ногам. Просто касание, не более. Таких было и будет ещё много. Так много, что не сосчитать. И от этого сладко ноет внизу живота, а из груди хочет вырваться стон.

и хлестко бей по щекам.

Но ты не любишь стоны. А я не люблю синяки. И поэтому ты оставляешь только порезы. Как сейчас, например. Порез — доброе утро. Порез — я желаю тебе хорошо провести этот день. Порез — я люблю тебя.

Мы разной породы, а значит — враги,

Ты зависаешь на несколько секунд, молчишь, не двигаешься. Почти не дышишь и я ощущаю это. Твоё дыхание настолько лёгкое, что я могла бы его и не заметить. Но я замечаю все, что связано с тобой.

кто жертва — не знаю сам.

Ты дрожишь. Тебе нравится податливая кожа, то с какой легкостью в нее входит нож. Ты ощущаешь беспредельную радость, видя тонкую струйку крови с чудесным металлическим запахом.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Я был убит трижды

Ты отодвигаешься, прикасаясь к моему телу. Обводишь горячими пальцами ребра, просчитывая их. Я глубоко вздыхаю, надеясь, что это движение грудной клетки вызовет в тебе вожделение.

Я был убит

Ты любишь грудную клетку. Она чудесна из-за того, что эти хрящи легко сломать. Тихо, аккуратно, просчитывая каждую косточку, отламывая от нее хрящик. Кажется, ты уже убивал меня пару раз, но это уже неважно.

за сына, за мать и отца.

Ведь по-настоящему меня может убить только твое отсутствие. Мои родители беспокоятся за мое состояние, но они ничего не понимают.Они никогда ничего не понимают, только лезут со своей притворной заботой.

В простейшем понятии чувства любви,

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Ведь любовь не нуждается в понимании. У нас она такая и они не в праве вмешиваться. Они не должны. Не должны, нет, нет и нет!

нет смысла,

Ведь моя любовь — ты. А в тебе нет смысла. Потому что ты не простые люди, которые всю жизнь пытаются наполнить себя смыслом. Ты находишь свой смысл в том, что его нет. Потому что ты в нем не нуждаешься.

нет дна и конца.

Ты как твои глаза. Бездонный и бесконечный. Ты существовал, существуешь и будешь существовать. Может, в глазах этих животных ты будешь смертным, но мы оба знаем, что наша любовь делает тебя бессмертным.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Есть жертвенность, ревность,

Ты ошибаешься, если думаешь, что твои истязания приносят мне боль. Но ты не привык ошибаться. Поэтому ты так не думаешь. Ты знаешь, что я получаю мазохистское, почти безумное удовольствие от того, как ты ревнуешь. От того, как пытаешься наказать. От того, как мне приходиться жертвовать собой, чтобы тебя успокоить.

есть ложь и печаль.

Я знаю, что ты постоянно печалишься и меня это тревожит. Ты делаешь это из-за лжи? Ведь ты врешь всем людям, скрывая меня от посторонних глаз. Но я знаю, это все ради моей безопасности. Ты просто волнуешься. Обо мне.

Всё — в банке с наклейкой ”соль”.

Это зарождает приятное, теплое чувство внутри. То, что все эти чувства сходятся в одной единственной комнате. Пропитанной сыростью и запахом плесени. Но тебе тут нравится. Поэтому нравится и мне.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Бьешь больно и резко,

Твои удары резкие, острые и холодные. Но отчего-то становится так жарко. И совсем не больно. Кажется, я уже и забыла, что такое боль. Рядом с тобой такого понятия не существует. Рядом с тобой для меня есть только ты.

хрипишь: отвечай,

как быть без тебя?

(с тобой?)

Твой голос всегда хриплый, немного срывающийся, но все равно глубокий и возбуждающий. Ты мой похититель. Ты мой Бог. Мой черт. Мой ангел ада.

И были бы мы сильнее чуть-чуть,

тогда бы сумели спастись.

Ты мое сухое вино. Оно как и ты постоянно горчит во рту, но вызывает такой невыносимый жар по всему телу. Ты мое стадо мурашек. И, о черт, я ни за что не откажусь от этой безумной горечи и стада мурашек.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Под пальцами мерно вздымается грудь.

Ты как ощущение безысходности — наваливаешься неожиданно, громко, заявляя полное право на меня. Собственник. Демон с лицом ангела, но… Я понимаю это. Понимаю и опять отдаюсь этому всепоглощающему чувству. Чувству безысходности.

Проснись, мой киднеппер, проснись.

Ты открываешь глаза и смотришь. Смотришь, смотришь, смотришь. Прожигая всю мою кожу одним только взглядом. Это твоя тайная особенность. И о ней никто не должен знать. Никто кроме нас. Нас с тобой. Нас двоих.

Читайте также:  Медикаментозное лечение синдрома хронической усталости

Бесцельно,

Я все ещё тут, все ещё на коленях и все ещё готова клясться тебе в чем угодно, если ты попросишь. Ты нечто, сравнимое лишь с Богом. Но одно отличает — ты мой.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

безжалостно,

Не чей-то другой. Ты не отвечаешь на их молитвы, не приходишь к ним. Потому что ты занят. Ты занят мной. Ты не успокаиваешь, не бьешь, не режешь, не касаешься.

как в кино.

Мне кажется, что это чей-то голливудский фильм. И он, скоро кончится. Как же хочется отмотать назад, забыть, потерять. Остаться в этом фильме, потому что он только мой. Нет… Он — наш.

И кто-нибудь вызовет всё равно,

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Открываешь окно, наполняя свежим воздухом затхлое помещение, а я все равно задыхаюсь. Не такой как раньше, что-то не то… Неужели, случилось?

полицию в этот дом.

Я слышу вой сирены и знаю, что ты слышишь его тоже. Ты как-то резко и неуклюже расстегиваешь цепи, задеваешь предметы. Тебя бьёт дрожь. И ты что-то ищешь.

Ты выстрелишь в голову,

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Я стискиваю глаза до разноцветных пятен, кусаю губы и дергаю руками, которые накрепко закованы в цепи.

так легко,

Снимаешь оковы, бросаешь ключ и стоишь рядом. Не хочу снимать чёртову повязку. Не хочу видеть. Не могу.

ужалит свинцовый шмель.

Но видеть уже не надо. Ты тут, ты рядом. Но ещё ближе выстрел. Оглушающий звон. Прежде всего в моей голове.

Я вздрогну от выстрела/холода,

Хочется прижаться к тебе ближе, ближе, ближе; стереть расстояние, порвать раны, отпустить предрассудки и забыть все слова. Ведь в моей голове их так много…

но я сделаю шаг

Тебя уже нет. Но ты есть. Я верю. Я знаю. Ведь наша любовь делает нас с тобой бессмертными, да? Так ведь? Но теперь я слышу пустоту и звон сирен.

за дверь.

Дверь за мной скрипит, но этот скрип много в себе таит. Допустим, он говорит, что мы больше не рядом. Что мы не вместе. И никогда больше не будем.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Я выйду на снег,

больной и босой,

Снег тает под ногами и я ощущаю тот неистовый, тягучий холод, который затягивает глубже и глубже. Туда, внутрь. Охлаждает все, забирая с собой сердце. Ну и пусть… Мое сердце забрал ты.

приму необъятный мир.

Это место меня не завораживает. Не привлекает. В нем не хочется остаться навсегда. От него хочется убежать. Убежать к тебе, вернутся в дом и быть там. Всегда.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Здесь что-то неладно, не так, не то,

и что-то скрежещет в груди.

Я теперь свободна… Могу начать жизнь с нового листа. С новой страницы. Заново. Но… Без тебя. Это рушит мое сознание. В груди что-то сжимается. Я не могу дышать. Так не должно быть. Это неправильно.

”Минутная слабость” — ответит коп, — ”у нас есть хороший врач.”

Слышу разговоры полиции. Это они виноваты. Они это с тобой сделали. Как?! За что?! Почему?! Я не смогу это так оставить. Я должна отомстить. Потому что они забрали тебя. А ты…

И Аве, Всевышний,

Ты мой Спаситель.

всё

Падаю на колени. Вернись, вернись, вернись. Ты мой спаситель.

могущий

Только мой! Кричу, шатаюсь, снова кричу. Они забрали тебя. Они не достойны Бога. Они не достойны Рая. Они не достойны тебя.

Бог

Молюсь. Опять. И снова. Молюсь, молюсь, молюсь. Только приди. Не оставляй меня одну, пожалуйста. Прошу.

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

за дверью —

Дверь. Отделяет меня от тебя. От нашего прошлого. Она отделяет меня от любви. А ты и есть любовь. Дверь.

мой мертвый палач.

Она спасает меня от твоего вида. Вида твоего мертвого тела. Оно сводит меня с ума. Я теряю рассудок. Я не хочу думать. Только не сейчас. Не снова.

Но что-то неладно, не так, не то,

и рушится что-то в груди.

Я теряю надежду на светлое будущее. Я теряю веру. Я теряю тебя. Я теряю себя. Нет! Нет, о Господи, нет! Я не хочу терять тебя, когда счастье опять рядом. Я слишком люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя.

Мне хочется в клетку,

Дом сзади, но мне нужно идти вперед. Я делаю шаг. Ещё. Ещё. И снова. Сажусь в машину. Теперь, ты лишь прошлое. Тебя нет. Но… Пусть они думают, что я смирилась.

зашторить окно,

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Время идет. Они думают, что я вылечилась. Они думают, что я забыла. Но я опять на пороге этого дома. Твоего дома. Моего дома. Нашего дома. И я покажу им всем. Докажу.

и есть с самой теплой руки.

Улыбаюсь. Родные стены. Подвал. Твой запах. Ты не маньяк, верно? Просто человек. Я поняла это. Я влюбилась в это. Я продолжу это. Продолжу твое дело.

Попытка провальна.С другого листа.

Есть жертва, преступник, дом.

Кусай мои губы, считая до ста.

Я твой Стокгольмский синдром.

***

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Стук каблуков всё ближе и ближе, но снова не могу понять где. Кажется, мои глаза слепы даже без повязки.

Я стискиваю веки до разноцветных пятен, кусаю губы и дергаю руками, которые накрепко закованы.

Мои глаза завязаны, руки в цепях, а сердце на коротком поводке. Что же со мной происходит?..

︶︶︶︶︶︶๑๑︶︶︶︶︶︶

Стих:

Джио Россо – Стокгольмский синдром

Источник