Синдром петрушки книга рецензии на

Такая противоречивая книга… С одной стороны, поначалу я реально мучилась, когда её читала. У Рубиной здесь очень витиеватый, наполненный метафорами и сравнениями слог. Плюс совершенно кашеобразное в плане хронологии повествование. Плюс болезнь почти всех русских авторов – походы в бытовуху и подробное знакомство с каждым встречным персонажем с закапыванием в историю его семейства. Плюс плохо определяемое время действия (результат кашеобразной хронологии). Плюс место действия – то Израиль, то Польша, то Чехия… с перечислением и описанием улочек и архитектурных изысков, мне незнакомых от слова совсем. Добавим к этому предыдущий пункт и скачки во времени с 1940-х до начала нулевых…
В общем, всё это поначалу серьёзно корёжит мозг, который привычно пытается выискать среди предложенного…

Вот уже вторая книга Д. Рубиной вызывает у меня совершенно смешанные чувства.
Не буду пересказывать сюжет, просто опишу свои впечатления…

Рубина, безусловно, талантливый рассказчик… если привыкнуть к её стилю…с безумным количеством отступлений с подробным описанием различных мест, исторических событий и людей, которые часто никак не связаны с основной историей; с массой микро-историй, складывающихся в одну, как пазл из 50000 элементов. Если быть готовым потратить тучу времени на “погружение в атмосферу” через…какие чебуреки тут продавали,
какой (и как, и кто) прекрасный кофе варили там… какие интересные скульптуры украшали тот дом, какие чудные старинные часы висели у….а также через постоянное вкрапление непонятных и не всегда поясняемых фраз (будь то местное наречие,…

Дина Рубина, «Синдром Петрушки»

Книга о природе искусства: жестокой, тиранической, болезненной, выстроенной на комплексах и неврозах. Деспот и раб, режиссер и актер, кукловод и кукла — их зависимость обоюдная, и тот, кто приказывает, страдает не менее того, кто исполняет приказы.

Замечательный язык автора. Чувствуется, что автор исследовал историю городов, развитие кукольного искусства, различные заболевания людей, но сюжет не требует столь глубокого погружения в тему, а иногда герой должен уже  мчаться в аэропорт, а ему всё рассказывают и рассказывают… Желание автора использовать весь материал без остатка вызывает чувство раздражения и досады.

Книги Рубиной я жду, пожалуй, как каждый человек лета, для меня книги Дины Ильиничны всегда предвкушение праздника с невероятными сюрпризами. О сюжете уже написано все: многослойное повествование о судьбе кукольника и жизни рядом с ним его возлюбленной огненной Лизы. Пережив юношескую влюбленность — слияние в начале отношений — пара Пети и Лизы с течением времени входит в этап поглощения друг другом, довольно болезненный — Лизе приходится лечится в клинике душевных болезней, а Петя не видит разницы между Лизой и куклой Элис: 

«Кукла въедается в твои руки, тело, походку. Это – наивысший момент близости».

Кажется, что произошло растворение индивидуальности каждого: Петя помешан на кукле Элис, а Лиза помешана на Пете и его увлечении куклой Элис. Каждый не чувствует потребности побыть в своем…

“Синдром Петрушки” это неспешный, тягучий роман с хорошим языком. Признаюсь, порой мне было скучновато его читать, потому что мне понравилась центральная линия произведения, а Рубина постоянно отклонялась от неё и рассказывала о чём-то эпизодическом.

В сердце романа — кукольник Петя и его жена, рыжая бестия Лиза, их запутанные и сложные отношения.

Рубина немалую часть романа уделяет профессии главного героя, рассказу о том, как он пришёл к такому занятию и в чём заключается его страсть. Читать об этом интересно и немного стыдно. Чувствуется что-то вуайеристское.

Кроме того, в книге говорится об очень необычных семейных традициях, связанных с куклами. В этом плане в романе есть черты магического реализма.

Интересно описывается Львов, улицы этого города, отдельные страницы истории. Некоторые…

Нет, она будет моей главной куклой

Наверное, это и есть тот самый настоящий магический реализм, где «смешение и кружение смыслов – кружение слов». Я не буду оценивать книгу и на то есть ровно две причины.
Причина первая – книга написана прекрасно. И если ставить оценку, опираясь исключительно на язык, стиль и текст в целом, то будет твердая пятерка. Вязь слов, которая сплетает в воображении странный кукольный спектакль не поддается никакой критике.
Причина вторая – если ставить оценку, опираясь на историю, рассказанную в книге, то будет твердый неуд, просто потому что мне эта история чужда, меня она отталкивает, история эта удушающе и тошнотворно неприятна.

Главные герои книги – гротескные персонажи, петрушки, застрявшие в своей одержимости, своем горе, порожденным этой одержимостью.…

Мне очень нравятся книги, в которых судьбы персонажей переплетаются и влияют друг на друга: кто-то случайно рассказал одну семейную тайну, кто-то неосознанно дал подсказку, а кто-то прямо-таки перевернул чью-то жизнь с ног на голову, поэтому мне было интересно что же будет дальше, ведь почти все встречи и разговоры в этой истории не случайны. У обоих главных героев целый букет психологических травм, комплексов, и, скорее всего имеются психические расстройства [доктор Горелик говорил как минимум о шизо-аффективном расстройстве у Лизы, например]. Они мучают друг друга и подпитываются этим, поэтому и вместе не могут существовать нормально, и расстаться тоже никак не получается [по мне — это отношения маньяка и жертвы со Стокгольмским синдромом].
Тем не менее история интересная, хотя и…

Любовь. Используя разные книги как подспорье, пытался разобраться в определении любви, относя ее то к чувству, то к эмоции, а то и вовсе к осколку сознания, застрявшему в памяти, склоняясь то к одной, то к другой гипотезе, в тщетном стремлении «описать момент создания вселенной». Думаю, что любовь – это некое собрание образов и понятий, лоскутное одеяло восприятия, коллаж осколков воспоминаний, состоящий из твоего собственного, возможно похожего на другие, но все же уникального набора снимков. Звуки и мелодии, люди и лица, образы и мысли, сны и мечты, слова и истории – слепки, застывшие глубоко в памяти, все вместе означающие любовь. Когда автор пишет про любовь, перед его взором его собственный набор образов, возможно чем-то похожий на набор читателя, про любовь читающего, но все же…